Строганина, шанежка и «Уроки вкуса»: Александр Исаев о творчестве уличной еды

Александр Исаев многим нашим читателям известен как Саныч — диджей одной из первых коммерческих радиостанций Калининграда «Радио Бас». Десять лет назад Александр с единомышленниками организовал движение уличной еды Kaliningrad Street Food, которое сегодня уже по праву можно назвать всероссийским — ежегодно на «Фиштиваль» в Зеленоградск и Городской пикник Kaliningrad Street Food в Калининград приезжают десятки гастроэнтузиастов из других регионов страны. Редактор «Нового Калининграда» Оксана Майтакова поговорила с Александром о том, как движение изменило отношение к уличной еде.

— Сразу предупрежу читателей, что мы на «ты», поскольку знакомы очень давно, работали на радиостанции «Балтик Плюс», где одно время выходила легендарная передача «Номер один» диджея Саныча о калининградской музыке. Но уже десять лет тебя знают больше как Александра Исаева, — руководителя калининградского движения уличной еды «Street food». В этом году первому фестивалю исполнилось десять лет, в 2014 году он назывался «Street food weekend». Как ваше движение трансформировалось за эти десять лет?

— Теперь мы называемся объединение «Уличная еда России» — такое решение приняли в начале декабря этого года, официально даже выпустили манифест. И в нём говорится, что «Объединение „Уличная еда России“ — больше, чем сообщество гастроэнтузиастов. С момента нашего основания в 2014 году мы посвятили себя развитию уличной кухни в России, став проводником между культурными традициями разных регионов и современной гастрономией».

Конечно, когда в 2014 году мы стартовали, мы далеки были от того, что делаем сейчас. Хотели просто сделать фестиваль, который будет туристически привлекательным. Вспомни то время, 2012−2013 годы — о туризме тогда никто не говорил. Говорили о чем? Сельское хозяйство будем развивать, ещё что-то там. А нам тогда казалось, что мы много можем, у нас много идей. И если никто не хочет этим заниматься, то почему бы нам это не сделать? Думали заняться тем, что умеем хорошо — музыкальными фестивалям.

И вот сделали тогда форумы с представителями крупнейших агентств, которые организовывают фестивали в Европе. У нас из Британии ребята были, из Исландии, Ирландии, Германии — в общем, откуда только ни приехали. Но все, кто приезжал, нам говорили примерно одно и то же: если вы хотите добиться того, чего вы хотите, не делайте музыкальных фестивалей. И они очень-очень подробно, очень честно, искренне объясняли почему. Мы тогда этого не понимали, потом поняли. Нам же казалось, что вот — свободная граница Европы, музыканты и гости могут приезжать без проблем. А они сказали: вы тут окружены, на острове живете. И рядом в Европе куча конкурентов, которые сильнее, к ним доступ более простой. Например, Open’er в Троймясто, концерты в Варшаве, прилетел на лоукостере в любое место. Нам сказали: у вас такого нет и не будет. Ну, и зачем вам это? Подумайте о другом.

Мы, конечно, тогда немножко подрасстроились, но начали и правда думать о другом, и осенью 2013 года пришла мысль сделать гастрономический фестиваль. Случайно абсолютно пришла эта мысль. Спустя много лет мы общались с Настей Колесниковой — она сделала самый первый фестиваль уличной еды в нашей стране, в Москве. Мы в августе 2014 года сделали, а она весной. Мы потом очень подружились с ней, потому что все люди, которые этим занимаются, они более-менее единомышленники, и мы находим друг друга, где бы мы ни жили, рано или поздно.

С Настей тоже мы очень подружились и потом вспоминали это время — как так могло произойти, ведь мы не знакомы были, ничего не знали о том, что она делает, она ничего не знала, что мы делаем. А каким-то образом одновременно сделали. И не мы одни. Потом, когда я поехал на European Street Food Awards, мы начали с иностранцами разговаривать, и выяснилось, что и у них подобного рода фестивали примерно в это же время стали появляться. Видимо, это просто в воздухе витало, нужно было взять и пойти делать, потому что для этого были созданы все условия, новый технологический скачок дал возможность совершенно по-иному готовить на улице. Плюс большое количество молодых людей было, которые по разным причинам, в основном, конечно, после кризиса 2008 года, решили переформатировать себя, ну и так далее. Вот и сложилось всё.

— Если вспомнить 2014 год и годы до него, то к уличной еде, по сути-то, относились не очень хорошо. Считалось, что это нездоровая пища — вся эта шаурма, хот-доги, беляши жареные. За десять лет, что прошли с первого фестиваля, как ты считаешь, вам удалось поменять отношение к уличной еде и саму уличную еду?

— Это были определенного рода стереотипы, и я могу очень глубоко уйти в рассуждениях, потому что, как ты понимаешь, мое профильное историческое образование заставляет меня глубоко копать. Я читаю огромное количество книг сейчас по кухне, общаюсь с людьми, которые пишут книги, — например с Ольгой и Павлом Сюткиными, они уже десяток книг по истории кухни России написали. Я понимаю, что есть некие стереотипы, которые естественным образом складываются. Не нужно, наверное, рассказывать о том, через что прошла наша страна в 80-е, 90-е, нулевые.

И становление нового ощущения проходило через вот это вот все. В том числе и, например, уличная еда. Потому что во многом та уличная еда, которая появилась в 90-е и нулевые, она отмела все, что было до этого.

Вот яркий пример. Текущий наш победитель Russian Street Food Awards, главной премии на лучшее уличное блюда России — это уральская шанежка, которую сделал Мирон из Екатеринбурга. Для многих это новое. Мы были на «Радио России», и там вполне взрослые люди спрашивали у нас: а шанежка — это что? Между тем еще в 70-х, в начале 80-х годов, там же, на Урале, эта шанежка была повсеместна. Ее готовили детям в школе, продавали на улицах, все что угодно, везде, где угодно, дома готовили. То есть это было распространенное блюдо. Но потом произошел некий слом, и она пропала. Пропала на десятилетия. Сейчас получается, что ребята, которые этим занимаются, они восстанавливают историю кухни... Потому что выросло целое поколение, которое не знает, что это такое.

— Почему пропала?

— Есть много причин. Первая — мы жили в закрытой стране. Для нас всё, что попадало сюда извне, до перестройки, — это было что-то такое невероятное. Мы об этом слышали, но не видели.

— Это в смысле «Кока-Кола», бургеры?

— Кухня вообще, любая кухня. А мир при этом развивался. И, кроме стран Варшавского договора, после Второй мировой войны внутри остального мира шло движение — они начали делиться кухнями. Было естественно, когда европейские кухни ушли в Латинскую Америку, когда Япония начала повсюду распространяться. Это естественным образом произошло — я хорошо изучал историю, когда после Второй мировой огромное количество японцев уехало в Латинскую Америку. Естественно, они привносили свою культуру, в том числе и в питание. И они очень сильно повлияли на общепит Латинской Америки, на общепит Бразилии, Аргентины. Очень сильно на общепит Перу. Перуанская кухня, которую мы сейчас знаем, это смесь традиционной перуанской и японской.

Конечно, это и в другую сторону работало. Например, представить себе суши с термической обработкой было невозможно — в Японии их не ели. Но те японцы, которые уехали в Латинскую Америку, начали есть такие суши и вернули это обратно в Японию. То есть культура была огромная, и она много десятков лет соприкасалась, распространялась по всему миру, это был естественный процесс.

У нас в стране тоже процесс шел. Но в связи с закрытостью он шел внутри республик Советского Союза. Мы с тобой сейчас, живя в Калининградской области, вообще не удивляемся ни на секунду, что у нас есть шашлык, плов, лагман, литовский борщ. Для нас это вообще нормальные блюда. Каждый день такое ем! Пришел в ресторан — и это все есть. Но ведь это вообще не наши блюда, они пришли к нам, потому что внутри Советского Союза происходил перенос — люди переезжали, с собой привозили свою культуру, в том числе и традиции кухни.

— Мои родители родом из Сибири, там всей семьей лепили пельмени, которые потом на балконе на морозе хранили. И вот да, рецепт пельменей потом привезли и в Калининград, здесь продолжали лепить. Но в морозилке уже хранить, а не на балконе.

— На Балтийском море у нас сибирские пельмени. И правда ж — никто не удивлялся этому, это нормально! То есть у нас в стране тоже все это происходило, но мы внутри обменивались. Сейчас, работая с современной традиционной кухней народов Российской Федерации и различных регионов РФ, мы понимаем, что база у нас крутейшая, огромная.

— Так а шанежка же наша была, куда она-то делась?

— Вот к этому и веду. У нас всё было. Но потом, в конце 80-х, «открылись двери», причем нараспашку, без какой-либо попытки где-то что-то оградить. Просто такой дикий рынок... В этой дикий рынок хлынули все кто мог. Первыми это сделали итальянцы, они буквально заполонили всё своими продуктами. Причем тяжело их в этом обвинять, ведь это чистый бизнес. Они увидели возможности, и у нас стали открываться итальянские пиццерии. Потом появились японские рестораны, потом уже в одном месте всё подряд — в одном месте пицца, суши, борщ и всё-всё-всё. И мы, забыв про своё, туда рванули. Несколько десятилетий пытались этим насытиться, догнать мир, который это уже успел, но проходил этот процесс более естественным способом. Поэтому мы зачастую получали новый вариант продукта российской интерпретации, над которым уже работали не те, кто изначально его создавал. Получалось периодически нечто странное. Помню, как у нас около зоопарка продавалась пицца, но на самом деле это были просто пироги, но под названием пицца, потому что это офигенно продавалось. И мы это ели. Зачем нам эти пирожки с ливером? Пицца! Вот это — да!

Из-за того, что мы пытались всё это наверстать, в итоге просто забыли о своём — это как бы неинтересно стало. Потом время прошло и уже выросло поколение, которое и не знало этого всего. Сейчас мы приезжаем в регионы или к нам привозим ребят из других регионов, показываем традиционные, но, естественно, переработанные по современным технологиям блюда... Там тесто для шанежки сейчас делается таким, чтобы оно таяло во рту, потому что современное поколение не любит, чтобы много калорий, чтобы тяжесть была, по-другому совершенно к еде относится, но содержание все равно то же самое. И новое поколение открывает для себя всю эту кухню: «Правда, что ли, что это вот наше? А откуда оно?». А это из России, да. С Урала. Раньше весь север России шаньгу делал, причем очень разные шаньги — в Архангельской губернии, Вологодской и так далее — совершенно разные варианты.

— Возвращаясь к тому, что было десять лет назад и что в итоге мы видим сейчас, — это по сути уже всероссийский фестиваль «Городской пикник Kaliningrad Street Food», зеленоградский «Фиштиваль» — тоже один из крупнейших в России. Как считаешь, удалось благодаря ним поменять картину уличного общепита?

— На самом деле мы не ставили тогда перед собой каких-то там огромных задач — выйти с фестивалями в другие города, сделать всероссийское объединение — этого даже в мыслях не было. Всё это в итоге происходило естественным образом. И мы, понимая, что это интересно и ново, разделяя это все, мы вот, грубо говоря, и поворачивали туда, куда поворачивалось.

Вот, если вспомнить 2014 год, нам казалось, когда мы привозили сюда The Burger Brothers, кофе — те яркие примеры кофе. Вспомни, сколько уличного кофе было в 2014 году в Калининграде? Нисколько. Ноль. И в принципе люди в Калининграде считали, что кофе — это сладкая жижа, растворимый какой-то. И посмотри, что сейчас происходит: кофеен просто огромное количество! Это как пример — насколько быстро эти тенденции разошлись по Калининграду, как резко поменялся общий вид, просто за несколько месяцев!

И уже через несколько лет мы поняли, что и туристы начинают приезжать, еще пока не так много, как хотелось бы, но уже поехали. В том числе и на наш фестиваль. Они вообще другое спрашивают — зачем им бургеры, они спрашивают: что у вас тут своего, местного, бургеры я и дома поем. И мы такие: а что у нас, правда, своего такого?... Рыба. Вот. И рыбу мы впервые представили на фестивале в 2016 году. Корюшку тогда делали. Правда, первые четыре года на фестивале мясо продавалось — нельзя же людей заставить есть только рыбу, если они хотят и мясо. А сейчас всё с точностью наоборот: мяса уже не найти на Фиштивале, а рыба — какой хочешь! И я в том числе и нам заслугу это ставлю, что мы смогли публику приучить к тому, что рыба — она хорошая, интересная. Смотрите, какая разная, сколько морепродуктов! Я знаю огромное количество людей, которые попробовали те или иные морепродукты впервые в своей жизни у нас на фестивале! Устрицы, всяких гадов морских, с Черного моря начали барабулю привозить — и люди тут впервые за всю жизнь попробовали это.

— Когда участники фестивалей приезжают из других городов России, их кто-то поддерживает финансово? Или они сами?

— Сами, специально на фестивали, да. Мы же объединение, мы друг другу помогаем — находим возможности для того, чтобы уменьшить издержки. Конечно, они и сами «отбиваются» за счёт продаж на фестивале, но не всегда. У нас очень гибкий подход к тому, как их привозить — например, можно объединить участников из разных регионов, им дешевле перевозка получается. Или как в этом году было: мы нашли партнеров в Калининграде, за что им огромное спасибо, — в «Балте» ребята ночами делали заготовки для двух наших участников. Как ты понимаешь, сильно дешевле просто людям приехать и не везти с собой никакие заготовки, а все сделать здесь на месте, нежели с Урала тащить это всё — просто никогда никакие затраты не компенсируешь. К сожалению, бывает такое, что и в минуса уходят. Но так как многие из них гастроэнтузиасты, и когда они собираются, общаются... Кроме того, никто не отменял прекрасное Балтийское море, наш замечательный город. Они все кайфуют, когда сюда приезжают. Им очень нравится у нас, люди наши нравятся. Говорят: мы очень хотим приехать на калининградский фестиваль...

У нас есть ребята, не знаю, можно ли такое рассказывать. Но расскажу, постараюсь смягчить. Они из Калуги, делают офигенное мясо в смокере, потрясающее совершенно. Конечно, много тех, кто делает смокеры в России, это сейчас такой тренд, но так, как делают именно они — не знаю, пока я лучше не пробовал. И они очень хотят приехать сюда, они считают, что здесь покорят всех, и небезосновательно. Но проблема в том, чтобы привезти смокер. Практически сейчас невозможно это. Они говорят: мы через Литву поедем. Я говорю: у вас нет шансов пройти через Литву. Они такие: «А за танками?...» Ну, конечно, понятно, что это шутка. Но они реально очень хотят и думают все время, как это сделать.

— А паром?

— Мы паром часто рассматриваем. Но это как монетку подбрасывать: повезет или не повезет. Даже если деньги, которые берёт паром, и нормальные будут, то тебя могут просто не поставить. Или внезапно скажут, что можем только через месяц взять. И ты с этим ничего же не поделаешь. В общем, очень много различных обстоятельств... Поэтому люди титанические усилия проделывают, чтобы сюда приехать из других регионов.

— Но всё-таки ваша основная идея — не просто собраться, потусоваться, чтобы люди пришли и поели бутерброды по 500 рублей за штуку, а показать гастрономию разных культур, разных городов?

— Фестиваль — это праздник, на котором человек через вкус получает ярчайшие эмоции, которые он хочет возобновить, к которым он хочет вернуться. Поэтому люди снова и снова приходят на фестиваль — потому что получают вот эти яркие эмоции. Ты, кстати говоря, продолжаешь тоже повторять этот стереотип, что на фестивале все дорого.

— Это не стереотип, это наши читатели утверждают.

— Я понимаю, о чем они говорят. Там есть действительно много чего дорогого. Но есть и недорогое. У нас там 50−60 участников. Можно ли найти там что-то за 100 рублей? Да можно, конечно! И это тоже будет вкусно! У тебя всегда есть выбор. У нас была история, когда шаверму с крабом продавали по тысяче рублей. Знаешь, сколько продали? Тысячу штук! То есть тысяча человек готовы были за нее заплатить по тысяче рублей. Могли ли они найти что-то дешевле? Да, сто процентов! Но они сделали выбор, и мы этот выбор даем.

Просто к нам приходят люди с разными вкусами, разными желаниями. Представьте, у нас там есть продукты, которые с Камчатки приходят — какая там логистика! А это надо свежим привезти.

— В Калининграде в этом году у вас была новая локация — Королевский парк, который раньше назывался просто сквер на Гаражной-Юношеской. Вы там и останетесь? Как вам вообще это место?

— Очень понравилось! Я на эту локацию смотрел несколько лет, и меня в ней настораживало только то, что она сложная по высотам, там сложно было что-то поставить. С другой стороны, тоже, кстати, яркий пример: самая часто произносимая фраза на последнем фестивале была: «А мы не знали, что у нас здесь есть парк». То есть как парк это место горожане не воспринимали, а больше — как проходную зону на рынок. И всё. А парк — он огромный, красивый, в центре города, с пешей доступностью. Спокойный, тихо, там так хорошо, просто замечательно. Конечно, нам очень нравится. Мы не можем по законодательству подписать долгосрочный договор с городом о том, чтобы они нам дали возможность там ежегодно проводить фестиваль. Но планируем остаться в этом месте. Мы за год уже ставим даты следующего фестиваля, потому что многие гости бронируют билеты, отели, например, в Зеленоградске — это надо всё очень заранее делать, поэтому даты у нас на следующий год есть.

— Фестивали, которые вы проводите, — Фиштиваль и Городской пикник — включают в себя уже и кинопоказы, концерты, мастер-классы вы проводили...

— Поэты были, художники, да. Мы все время говорим: двери открыты, мы всем поможем. Городские сообщества точно знают, что если они хотят что-то показать — для них мы большая площадка, чтобы показать широкой публике, что они есть, чем они занимаются, что они хотят сделать. Может быть, каких-то людей к себе присоединить, просто рассказать о себе. Мы в городе живем, в сообществе находимся, хотим, чтобы город развивался.

— Как ты относишься к тому, что появились альтернативные ярмарки? На острове Канта, например?

— Я считаю, что хороших мероприятий, фестивалей должно быть много. Но есть одна загвоздка — именно хороших. Когда мы приезжаем в другие города, где мы ещё не проводили мероприятия, и начинаем искать участников из этих городов, то получаем сложные с ними переговоры, потому что они, к сожалению, как нормальные люди, используют свой собственный опыт. А опыт предыдущих мероприятий, в которых они участвовали, не самый позитивный. И мы объясняем, что по-другому все делаем. Когда они с нами проходят, они меняют свое мнение, это очень важно. Фестиваль — это очень сложная, долгая кропотливая работа, огромное количество инфраструктуры, чтобы всем удобно было. Так это еще и работа с участниками — с каждым участником, с каждым блюдом нужно отработать. Если люди, которые делают фестивали уличной еды, делают их высококлассными, как, например, ребята из Калуги или из Ярославля, — мы только радуемся!

Но есть другая сторона. Некоторым людям со стороны кажется — ну, что там сделать фестиваль, сейчас эти палатки поставлю и буду бабки грести. И получается плохо. А в Калининграде, к сожалению, еще и все, что получается плохо, прилетает нам. Потому что, к огромному сожалению, когда приходит какой-то очередной фестиваль, многие думают, что это делаем мы.

Почитай наши соцсети. Мы объявляем в прошлом году городской пикник, и один из первых комментариев: «Да сейчас, конечно, сухой шашлык за тысячу рублей, как летом на Острове у вас с сыном ел». Да мы даже близко там не проходили с этим фестивалем на Острове, а все равно нам все это прилетает!

Вот когда в ковид зимой они там открыли ярмарку, помните, что там творилось, да? А всё нам прилетело. Слава богу, что в Роспотребнадзоре знают, что это не мы. Мы когда фестивали начали делать, сразу пришли к главному государственному санитарному врачу региона Елене Анатольевне Бабуре и сказали: научите нас, чтобы мы нигде не облажались, чтобы делали всё правильно. А людям как ты объяснишь? Ты годами нарабатываешь репутацию, дорожишь, бережешь ее, а потом тебе — ты виноват. А тебя вообще даже в городе не было в этот момент! Но если люди будут делать круто, я скажу: да, молодцы, супер. Но если они делают плохо или на низком уровне, а тебя задевают, конечно, я расстраиваюсь по этому поводу.

— Отойду немного от темы уличной еды. Про проект «Радио Калининград», который ты презентовал на фестивалях, и в принципе про твою судьбу как радио-диджея Саныча с «Радио Бас»...

— Все-таки «Радио Калининград» — это не совсем работа или даже совсем не работа. Когда начинал это все, я всем сказал, что просто обязан это сделать. Потому что я носитель этой информации, и нужно, чтобы она никуда не делась, не умерла, чтобы люди могли с ней знакомиться, новое поколение чтобы знало ее. Не потому, что кто-то им будет рассказывать «а вот, я помню, в 84-м» — рассказать что угодно можно. А чтобы они могли все это послушать. Для этого я это и создал. Сейчас пошли эфиры у нас, мы начали потихонечку разговаривать. Сейчас у нас проект со Школой креативных индустрий. Мы хотим сделать эфиры с детьми, я уже провел первое занятие с ними. Мне бы очень интересно было, чтобы дети нового поколения обсуждали песни предыдущих.

— Твои дети знают песни предыдущих поколений?

— Мои дети, конечно, знают.

— Мне всегда было интересно... Я много лет знаю тебя, знаю твоих родителей. Как получилось, что ты из такой легендарной для нашей сферы образования семьи (родители руководили знаменитым детским домом в Зеленоградске)... А вдруг раз — и диджей на радио.

— Так вышло. Я радиоведущим стал, когда мне восемнадцати еще не было. Папа помог, потому что первым директором радио «Бас» был Павел Григорьевич Дулькин, который был папиным другом. Я вел дискотеки в школе Зеленоградска, а тогда диджеи разговаривали в микрофон, и я рассказывал тоже что-то. И Павел Григорьевич пришел, послушал и говорит: «Хочешь пойти на радио? Вот будет у нас открываться». Конечно, хочу! Ну и все. Это был 1992-й, конец года. В 1993 году мне 18 исполнилось, за пару месяцев до открытия радио «Бас». Это, наверное, еще тот возраст, когда ты не очень думаешь, где работать.

Хотя я мог пойти потом в школу. Все-таки у меня в дипломе написано «Историк и учитель истории», и я работал по специальности, пусть и на практике, но почти год в 12-й школе. Мне нравилось там работать, завуч предлагал остаться. Ты же понимаешь, что когда тебе 22 года, а на дворе середина 90-х, а зарплата у учителя вообще... Ты как бы смотришь: наверное, нет.

Но мне сейчас помогает все-таки историческое образование, — то, что мы на уроках вкуса делали, я детям читал лекции, и в КГТУ периодически, когда меня приглашают, читаю лекции. Свое образование все равно использую. У нас ведь есть еще направление исследовательское. Оно менее заметно, но его многие видят. Мы уже пять исследовательских фильмов сняли и останавливаться не собираемся. У нас была масса гастроэкспедиций, и на 2025 год запланировано 14 гастроэкспедиций.

— Это при поддержке президентских фондов? Или вы сами?

— Очень по-разному. Гастроэкспедиции — нет, фонд не поддерживал. Фонд президентских грантов помог сделать «Уроки вкуса». Это очень любопытная история, мы полностью на сайте выложили все материалы, документы — их можно использовать. Но они не используются и мне, конечно, немножко жаль.

Если эти уроки будут введены в обязательную программу школы, это очень здорово поможет следующим поколениям осознавать себя внутри того региона, в котором ты растешь, и понимать, сколько крутого есть в регионе, в любом абсолютно. Грубо говоря, здесь нужна политическая воля, чтобы это ввести.

Потому что всем очень нравится, все в восторге просто от этой идеи, но никто не хочет ее воплотить, ну, или не может. Или пока не может. Я все время себя уговариваю, что просто машина образовательная — она очень медленно поворачивается, но рано или поздно все равно она возьмет эту тему. Может быть, не в том виде, в котором мы сделали. Может, изменят что-то. Но просто мы видели, как дети круто реагировали. Не представляешь, какой восторг у них вызвало известие о том что сыр «Тильзитер» отсюда, это восторг был вообще! Что он здесь вот родился, Тильзит –Советск. Это простое знание, но они его не знали. И они стали больше гордиться своим регионом, что у нас это есть. И поверьте, в каждом регионе можно найти что-то такое, чем гордиться, что ребенка будет связывать с регионом.

— Десять лет назад ты говорил, что «Street food weekend» нужен, чтобы помочь развитию движения уличной еды в Калининграде, открыть для многих калининградцев это, безусловно, интересное для творчества и работы направление. Сейчас на улицах Калининграда спустя десять лет ты видишь творчество уличной еды?

— Да, конечно. Я бы взял более широко, не только Калининград, а еще Зеленоградск, Светлогорск. Сколько там ребят, и наших участников в том числе, и самых сильных, и победителей. Много тех, кто у нас начинал. Я бы сказал так, что все-таки уличная еда — это скорее инструмент, который дает возможности. А дальше идет в принципе развитие общепита — стационарного, уличного, неважно какого. И сейчас все знают, во всей стране знают, что если ты приедешь в Калининград, ты столько всего сможешь попробовать — невероятно! Зачастую, мне кажется, уже даже нам приписывают то, чего у нас еще и нет. Но им кажется, что мы такие прекрасные, замечательные, что здесь прям, здесь есть все, как в Греции просто.

— Какой в Калининградской области есть специалитет, который все туристы хотят попробовать? На твой взгляд?

— Я знаю точно, что туристы увозят и что пробуют. Увозят они все марципан, а пробуют строганину.

— Строганину из пеламиды, которая водится в Атлантике....

— Специалитет совершенно не обязательно должен был здесь расти. Главная рыба Португалии — это треска. Она не водится в Португалии. А 700 лет она главная рыба в Португалии. И ты попробуй скажи хозяйке в Португалии, что треска — это не ваша рыба.

Про строганину из пеламиды даже думаю фильм снять. Я очень много с кем общался, набрал кучу материала. Не хочу сейчас рассказывать, потому что столкнулся с тем, что объяснений никто не дает, как она появилась, почему она, почему она такая, но факт остается фактом — это самое популярное блюдо калининградского общепита.

Беседовала Оксана Майтакова, фото: Юлия Власова / «Новый Калининград»