Архитектор Театра эстрады: не успеваем так, как надо, и делаем, как получится

Фатально близок момент сдачи светлогорской «стройки века» — до первого мероприятия в новоиспечённом «Янтарь-холле» осталась пара дней. «Недвижимость Нового Калининграда.Ru» поговорила с архитектором Театра эстрады Виталием Русаковичем об изменениях в проекте, сложностях работы «с выкрученными руками» и проблеме временных решений.

«Был очень короткий срок дан на разработку рабочей документации»

— Виталий, вы с самого начала вели этот проект?

— Там ситуация такая получилась, что нам досталось здание уже частично построенное. Стройку начинала компания «Мурадин», и, грубо говоря, был каркас возведён, а потом строительство остановили. И архитекторы на протяжении, наверное, нескольких лет, разрабатывали предложения по реконструкции этого объекта.

— Это с 2011 года где-то?

— Вообще рисовать разные варианты того, как это может быть, мы начали года с 2008-го.

— Стройка тогда ещё не остановилась?

— Нет, стройка уже стояла. Она была заморожена по причине того, что губернатору Георгию Валентиновичу (Боосу — прим. «Нового Калининграда.Ru») тогда не очень понравилось то, что строили, я так понимаю. И он попросил пересмотреть проект. В результате и мы, и не только мы — разные архитекторы рисовали всевозможные предложения на эту тему. Там была и летняя эстрада, и всякие вариации на тему, каким зал может быть. Ну, грубо говоря, там очень много работы было проведено, её ещё курировал тогда замглавы Башин (Александр Башин в 2009–2010 годах занимал пост заместителя главы администрации Светлогорска — прим. «Нового Калининграда.Ru»). Мы эти варианты отдавали на рассмотрение. История долго тянулась, потом в очередной раз было объявлено, что нужна некая концепция, опять-таки рисовали варианты, презентовали и вроде как дали ход делу.

— Ну там конкурс какой-то был на проект?

— Да, конечно, был конкурс проведён. На условиях конкурса концепцию мы как раз рисовали, делали презентацию Николаю Николаевичу (Цуканову — прим. «Нового Калининграда.Ru») в Светлогорске и… не помню, было несколько представителей из правительства, режиссёры театральные, то есть такая комиссия была, которой мы презентовали проект — рассказывали, показывали, где, чего, как. По ряду замечаний были корректировки впоследствии, но эту концепцию вроде как утвердили.

— Это уже 2010–2011 год?

— Да, потому что после этого был очень короткий срок дан на разработку рабочей документации. Прям очень короткий. В очень сжатые сроки нужно было разработать достаточно сложный проект. Я как сейчас помню, что очень трудно было собрать команду. Получилось, что в Калининграде в принципе не было достаточного количества специалистов, чтоб такое здание проектировать, и проектировщики-конструкторы были из Литвы, генеральный проектировщик — из Санкт-Петербурга. Мы занимались архитектурой, петербуржцы занимались технологией театральной, литовцы делали анализ существующего каркаса, укрепление, плюс проектировали новые конструкции. Вообще к этому проекту было подтянуто много организаций разных.

— Сама концепция принадлежит вашей компании?

— Концепция — да, но даже от нашей компании несколько архитекторов варианты рисовали. А в основу легла как раз моя концепция. Суть была в том, чтобы сделать не столько здание театра, хотя это, конечно, в первую очередь театр, сколько такое многофункциональное здание для людей. С одной стороны — это очень серьёзная задача, а с другой — это уникальный шанс был сделать что-то такое, чего ещё не было, потому что объект должен был быть туристическим, и он должен был в себе совмещать все те функции, которых не хватает рекреационным городам области. Планировалось так, что часть объекта займёт Музей Мирового океана, то есть там правая часть здания — театр с музеем, левая часть здания — общественный центр с магазинами, конференц-залами, кинотеатрами, кафе, детской игровой, и ещё это всё имеет внутреннюю общую площадь. Грубо говоря, мы делали такое здание, где люди могли бы пребывать круглогодично, круглосуточно, вне зависимости от того, пришли они в театр или нет. То есть тут такая инфраструктурно-парковая архитектура. Хотелось сделать что-то доступное, привлекательное для людей, независимо от их интересов.

— Проект «Мурадина» полностью пришлось переделывать?

— Да, от него практически ничего, кроме каркаса, не осталось. В этом-то и вся сложность проекта — если бы мы его рисовали с нуля, было бы во многом проще. Было очень много подводных камней, которые даже в процессе строительства обнаруживались. Казалось, что всё идёт как надо, а потом — бац — и открываются какие-то вещи, и приходилось где-то доливать бетон, менять конструкции или наоборот что-то срезать. Трудно было из-за того, что, во-первых, проектировалось это всё в очень сжатые сроки. Во-вторых, это был достаточно сложный проект, потому что это была, по сути, реконструкция.

«Останется у нас наскоро слепленное не то, что хотелось бы»

— Вы с возобновления работ ведёте авторский надзор на стройке. За это время менялся проект?

— Он менялся постоянно, даже в процессе стройки. Постоянно какие-то новые задания, задачи, проект постоянно перебирался. В частности, когда здание уже стояло, появлялись новые задачи. Например, когда произошла эта история с «Новой волной» в Юрмале. Тогда команда Игоря Крутого сюда приехала. Посмотрели Светлогорск, посмотрели площадку, выразили некий интерес, но при соблюдении ряда условий. То есть были отрисованы требования по увеличению объёма зала, по добавлению VIP-ложи, плюс они захотели увеличить парковку, сделать отдельный въезд для VIP-персон. Они нарисовали своё видение, нам его донесли, пришлось переработать значительную часть проекта. Потом с появлением КВНа того же, когда команда Маслякова тоже посмотрела всё и написала список своих требований. Изначально мы проектировали здание театра в первую очередь. Это был театр эстрады, но в первую очередь — театр, а не фестивальная площадка. Это был многофункциональный зал с универсальным комплектом, а когда появился КВН, там изменились исходные значения. У телевидения масса требований — экран они попросили большой поставить, огромное светодиодное панно, потом по ряду помещений тоже у них там требования были по размещению. У нас появлялись изменения, а сроки вместо того, чтобы увеличиваться, только сокращались, и всё дошло до того, что сейчас тут уже остались считанные дни до мероприятия, всё идёт в таком цейтноте, что стало очень трудно, почти невозможно работать, и то, что сейчас происходит на стройке, оно, конечно, оставляет желать лучшего. Очень много отклонений от проекта, многие вещи уже не учитываются, потому что не успеваем многое сделать так, как надо сделать, и делаем, как получается. Страдает качество отделочных материалов, и не всё то, что мы хотели увидеть, в итоге появляется. Например, в зрительном зале заказчик взял на себя ответственность и стал менять отделочные материалы. И вместо дерева появились «Экофон»-панели. Не знаю, насколько это пошло на пользу объекту. Немножко обидно, конечно, что так происходит, потому что мы здание строили, вложили много усилий, много людей в этом принимало участие, а сейчас такая спешка. Сжатые сроки никогда не идут на пользу таким объектам. Объект сложный, и если посмотреть, как в других городах и странах такое строится, там никогда не бывает быстрее, всегда обычно такие объекты строятся дольше. А у нас только по деньгам получается дороже, чем хотелось изначально это построить.

— Я так понимаю, если бы не приходилось постоянно менять проект из-за свежих идей, то был бы шанс нормально уложиться?

— И если бы не поджимали сроки. Это же объект строится для людей — для нас, для вас, для всех, кто к нам приедет. Конечно, хотелось бы, чтобы он был реализован максимально хорошо, а не максимально быстро. Но понятно, что у всего есть причины. И есть причины у того, что губернатор требует уложиться именно в эти сроки.

— Ну, ему захотелось фестиваль в этом году провести.

 — Может быть, так, может быть, иначе. Мы же не знаем всех причин, почему. Может быть, действительно закрепиться где-то нужно, чтобы сейчас это прозвучало, а не потом. Однозначно упоминался тот факт, что потом это вроде как никому и не нужно уже будет. Но боюсь, как бы не получилось так, что мы сломя голову к этому КВНу сделаем абы что. КВН пройдёт, и останется у нас наскоро слепленное не то, что хотелось бы.

— А вы никак не можете уже повлиять на ситуацию? Вас просто не спрашивают?

— Ну, в частности, в такой спешке я являюсь скорее тем звеном, которое мешает больше, чем помогает, потому что, если придерживаться проекта и выдерживать всё то, что мне хотелось бы видеть, придётся что-то делать тщательнее, а что-то переделывать. А в такой спешке людям просто некогда, и многое делается уже как-то…

— Не очень качественно?

— Ну, в силу того, что быстро, — естественно.

— Приходится ругаться или стиснуть зубы и терпеть?

— Да как ругаться… я не знаю, есть ли польза от ругани. Желания-то я высказываю свои, только слушают ли. Если раньше как-то ещё получалось сотрудничать, то сейчас очень много решений принимается на скорую руку. Замещение материалов — это такая самая больная точка. Плюс дорожная карта, выстроенная этапность всего этого, которая у нас есть, не очень удачно составлена. В общем, все оказались в сложной ситуации в связи с этими сроками. И очень обидно, что объект получался хороший, дорогостоящий, и уже сейчас видно, как хорошо он смотрится в окружающей среде, но где-то мы постоянно наталкиваемся на те или иные нестыковки, потому что не хватает времени сделать хорошо, и получается, что мы делаем уже лишь бы сделать.

— А как так получается? Подрядчик говорит, мол, мы не успеваем, давайте что-то менять? Или заказчик приезжает и говорит: мы не успеваем, делайте, как получится?

— В частности. Просто у нас есть срок, к которому надо успеть. Были, например, определённые материалы заложены в благоустройство. Но в силу того, что нет времени ждать, пока приедет гранит, всё это заменено на клинкерную плитку. Я не говорю, что это плохо или хорошо, это просто не так, как хотелось бы. И это многого касается — изначально всё это как-то затянуто было, а потом сказали всё сделать в очень сжатые сроки, то есть неправильно была выстроена дорожная карта. Сейчас получается, что мы делаем не так, как должны, а так, как надо, чтобы это успеть.

— Решение по смене материалов принимает заказчик?

— Да. Какие-то моменты мы согласовываем, какие-то — не очень.

— От правительства постоянно кто-то есть на стройке?

— Конечно, там целый отдел у них сидит.

«Мы зажали себя в рамки»

— Сейчас вообще в какой стадии строительство? 13 июня планируется же проводить мероприятие, пара дней осталась.

— Сейчас устанавливаются кресла в зале. Стелют ковролин. Не знаю, насколько это правильно или нет, это уже не мне судить, но боюсь, как бы мы в этой спешке просто не навредили.

— Пока ничего не отменяли, есть шанс ещё в эти выходные провести фестиваль? Просто как, если у вас там стройка? Каски выдавать?

— Ну пока не знаю, все работают на то, чтобы это прошло. Мне просто как архитектору обидно, как сказываются на результате эти работы с выкрученными руками. Мы зажали себя в рамки.

— Потом уже не будет шансов ничего поменять?

— Говорят, что это временные решения, а как это дальше будет… конечно, хотелось бы, чтобы всё это было по-хорошему доведено до ума.

— Кроме материалов, от чего-то ещё пришлось отказаться из-за спешки? От каких-то проектных решений?

— Тут, наверное, не только спешка, но и вопрос денег. Где-то деньги, где-то время. Но я считаю, что такие объекты — это образцово-показательная архитектура. Одно дело, когда ты дом себе строишь, ты можешь построить его как угодно, и это твой дом, это всего лишь отражение твоего личного уклада жизни. А когда мы строим такой общественно-инфраструктурный объект, я не думаю, что тут первостепенны деньги, этот объект — уже некое лицо, на которое мы сейчас бурно накидываем макияж. Да, не знаю, насколько, опять-таки, это временное решение, или уже на постоянку, но мы отказались от «короны» — это такая декорация колосниковой коробки была. Много причин называлось, почему нет — и цена, и вес якобы излишний.

— А окно в зале не пострадало?

— Окно осталось. Если раньше все 5 створок открывались, то сейчас сократили до 3, просто поджали объём, а сама фишка, которую закладывали, она осталась. Это было требование ещё, наверное, Георгия Валентиновича, чтобы зал имел свою фишку, в том числе, вид на закат. С точки зрения практичности, наверное, в этом нет никакого смысла, но с точки зрения зрелищности, получения такого «вау»-эффекта — это, наверное, здорово, когда есть возможность открыть эти створки, пустить свежий воздух в зал. Хотя конечно, понятное дело, во время представления это всё должно быть закрыто, там должен быть микроклимат в зале.

— А какова судьба бювета с минералкой, к которому забыли скважину пробурить?

— Да, не заложили трубу, а в проекте вообще бытовой минерализатор был почему-то вдруг. Но из-за того, что, опять-таки, очень сжатые сроки, очень на многие вещи просто не успели обратить внимание, и потом, когда погнали, уже было поздно что-то делать. Да, бювет исключили. На месте, где он планировался, просто осталась площадка.

— А Музей Мирового океана сам ведёт свою часть, или вы тоже занимаетесь?

— Не совсем. Есть общестроительный этап — вот мы сейчас строим и должны отдать помещения музею в некоем виде. Когда они их заберут себе, они и приведут их к своему видению. У них есть свои планы по формированию внутренних экспозиционных пространств.

— Получается, что к выходным будет готов зал, а всё остальное останется стройплощадкой?

— Да, я так понимаю, сейчас взяты основные ориентиры на то, чтобы реализовать в первую очередь зал и фойе, а также помещения для артистов. А уже дальше в процессе поэтапно запустить всё остальное.

«Это всего лишь имитация»

— Вы говорили, что начали вносить изменения в проект ради «Новой волны». Их потом не отменили, когда выяснилось, что «Новой волны» здесь не будет?

— Нет. Мы добавили в зал ещё один дополнительный балкон, VIP-зону сделали, пришлось ряд помещений перенести. Увеличили зал, а это, наверное, один из самых сложных моментов — увеличивать в уже строящемся объёме зал, потому что уже были пройдены все согласования, а тут нужно добавить ещё места, не изменяя конструкций.

— Сколько сейчас мест в зале?

— Вообще зал должен был быть на 2000 мест. У нас фактически так и вышло, получилось разместить это количество. Потом, после пожарных перерасчётов стало понятно, что имеющихся путей эвакуации уже не хватает, и пришлось сократить количество мест до 1910. И сейчас, уже впоследствии, когда выбран подрядчик на кресла и выбрана конструкция кресел, снова сокращается количество мест. Если бы вёлся отдельно монтаж каждого кресла, как это по идее должно быть, то эти кресла пришлось бы несколько месяцев монтировать, но это бы позволило их все вместить. А из-за сроков выбрана конструкция, когда кресла на раме собраны — по 3–4 штуки. Когда эти рамы составляешь, у них есть узел совмещения, и вот из-за этого в каждом ряду в итоге не хватает нескольких кресел. Сейчас уже после монтажа станет понятно, сколько кресел туда войдёт. Потому что мы изготовили все кресла, которые были в проекте — все 1910 штук, то есть часть из них просто временные. У нас зал-трансформер, из-за конструкции выдвижного партера мы ещё потеряли места. Когда мы разрабатывали зал, не было конкретного производителя, а когда был отыгран тендер, они сделали замеры, и не получилось у них 8 выкатных рядов, получилось 6. Это будет компенсироваться, я так понимаю, приставными местами.

— Сейчас уже билеты вовсю продают, не получится так, что человек купил билет, приходит, а места нет?

— Надеюсь, нет.

— А из-за спешки и смены материалов не получится как с Дворцом спорта «Янтарный», в котором обнаружилась отвратительная акустика?

— Акустику сначала проверяли эксперты из Санкт-Петербурга, а когда поменяли материал, заказчик заказал акустический расчёт у московской компании. Я не приемлю материал, который сейчас ставят, из-за его эстетических качеств, мне попросту не нравится, как он выглядит, потому что я считаю, что в здании такого уровня и в зале той важности, которую мы хотим получить, должны быть материалы высочайшего качества. Изначально предполагалось, что дерево будет, а сейчас решили поставить панели «Экофон». На мой взгляд, это эстетически ближе к кинотеатрам и спортзалам. Хотя они пытаются сделать их под дерево, но это всего лишь имитация. Игра в имитацию, на мой взгляд, не особо полезна при строительстве такого концертного зала.

— А что с акустикой в итоге?

— Ну, дополнительно была привлечена организация, которая делала перерасчёт акустики — Лаборатория архитектурной акустики под руководством известного в России и не только Ланэ Михаила Юрьевича. Они посмотрели и сказали, что, в принципе, если там одно на другое поменять, не особо сильно мы потеряем что-либо, потому что, так как зал эстрадный, там всё на дозвучке держится, всё достигается за счёт настройки электроакустики. И для электроакустики выбранный материал подходит.

— А оперу можно будет петь?

— И оперу можно будет петь, правда, на подзвучке. Универсальный зал — это очень технически сложное мероприятие. Поэтому если говорить о живой акустике, то тут на каждую функцию, на каждое звучание, зал должен перенастраиваться. Когда это оркестр — это одно положение, когда спектакль — другое, когда концерт — третье. Есть залы, где двигаются стеновые панели, то есть, меняется геометрия зала именно под естественную акустику, под живую. Таких залов очень мало. В основном распространена перестройка за счёт настройки параметров электроакустики, колонок, размещения звуковых ловушек, вот это вот всё.

«Это будет просто парковочный коллапс»

— Было много споров по поводу парковок, что их не хватает, что надо многоуровневые строить, решили этот вопрос?

— Да, сейчас мы переделываем территорию театра — увеличиваем парковку, плюс в парке город сейчас делает благоустройство с увеличением парковочных мест, плюс на месте кортов будет парковка. То есть парковок будет достаточно, но тут важен другой вопрос. Всё равно все фестивали проводятся, в основном, летом, как это в той же Паланге происходит. Там никто не паркуется прямо на месте мероприятия, на улицах стоят полицейские, которые ограничивают доступ. Все паркуются где-то в 10–15 минутах ходьбы и прогуливаются уже пешком.

— Изначально благоустройство так и рассчитывалось?

— Ну конечно. Только представьте: полторы тысячи человек, тысяча парковочных мест — машины будут три часа заезжать на эту парковку и три часа выезжать. Это будет просто парковочный коллапс, будет большая пробка перед представлением и после. Естественно, надо обеспечить возможность человеку подъехать на машине, что и было сделано — перехватывающая парковка, развороты для таксистов. Согласен, может, в наших реалиях мы все хотим подъехать, поставить машину ближе ко входу. Да, это хорошо, никто не спорит. Просто, если мы сейчас говорим о двух тысячах зрителей, сколько это машин? Во что мы превратим тогда это место? Будет такой театр среди парковки. Насчёт многоуровневой парковки — может быть. Но это и сроки, и деньги, и прочее, прочее.

— Кроме гранита в благоустройстве, чем ещё пришлось пожертвовать?

— В плане зелёных насаждений немного изменили проект. Да и в целом сильно упростили благоустройство. Не всё, что проще, плохо, скажем так. Сделали попроще и подешевле, чтобы реализовать было легко и просто. Сократили часть площадок, у нас были там архитектурные формы, скамейки фигурные, ещё какие-то вещи. Тут я не особо переживаю, просто само местоположение объекта достаточно живописное. Там вид на море, лес, парк. Я не думаю, что это изменение должно негативно сказаться на результате.

«Совсем похоже на какой-то магазин или торговый центр»

 

— Когда вы изначально занимались концепцией, у вас уже какое-то название этого театра было в голове? Он же должен был иначе называться?

— Ой, касаемо названия, это вообще отдельная история. Мне не очень нравится то, что выбрано. Да, у нас были изначально «Опера ветра» или «Симфония ветра».

— Это изначально и закладывалось в архитектуру?

— Это закладывалось природой и местоположением. Потому что там постоянно ветер с моря дует. А у нас ещё «корона» предполагалась, ожидали, что она даже будет иметь какой-то эффект, поигрывать на сильном ветру. Могла, по крайней мере. Мы точные расчёты не делали, но хотели, чтобы какой-то естественный эффект присутствовал, такая симфония ветра. Плюс само здание стилизовано под большую дюну, которую накрыло волной — это стеклянный двор крытый, форма покрытия которого похожа на накатывающую волну, а само здание, правая его часть — в форме песочной дюны. Тут же взяты в основу мотивы природные — Балтийское море, природа Куршской косы, ветер, песок, камни. И название было выбрано соответствующее.

— Ну теперь это «Янтарь-Холл». Уже и вывеску повесили.

— Это то, что меня очень сильно раздражает. Когда мне показали вывеску, я был против. Это выглядит как-то очень наивно. На здании такого класса — такую вывеску. Готические буквы на современном модерновом здании… и вообще манера подписывать здания — мне кажется, это не то здание, которое надо подписывать. Его внешний вид — это и есть его подпись. Может быть где-то какая-то табличка, какой-то столбик, а теперь это уж совсем похоже на какой-то магазин или торговый центр.

— Вас не спрашивали? Просто повесили буквы?

— Мне принесли, показали, я был возмущён, конечно. Но сказали, что согласовано всё. У нас многие вещи в итоге доводятся не до того результата, до которого хотелось бы.

У нас отдельная организация

  

— Александр Башин вёл этот проект фактически с самого начала. Сейчас он ушёл из правительства. Он сейчас интересуется стройкой или махнул рукой?

— Он переживает за проект, мы с ним периодически видимся, общаемся. Конечно, ему хочется, чтобы это всё было реализовано, он же тоже очень много вложил сил. По большому счёту, тут заслуга не только архитекторов, тут очень многие люди вкладывались в этот проект. Александр Владимирович тоже как архитектор это видел, не без его участия это всё организовывалось. Мы многие вещи делали просто так, разрабатывали, показывали, чтоб дать ход проекту. Губернатор тоже много сделал для реализации проекта. Многие люди хотели, чтобы театр был достроен.

— А как так получилось, что разработкой проекта занималась компания, у истоков которой стоял Александр Башин?

— Когда-то существовала «Архитектурная мастерская Александра Башина», но сейчас архитекторы, которые там работали — они все самостоятельные специалисты. То есть это сначала была его архитектурная компания, потом у нас была «Башин и партнёры». Была своего рода организация, когда все архитекторы, которые работали у него, стали работать с ним. Потом он ушёл. У нас отдельная организация, у нас свой директор. Башин курировал Театр эстрады — естественно, он участвовал в работе, давал советы, как лучше сделать, что добавить, что убрать. Всё в процессе диалога же разрабатывалось.

— Но сейчас, когда он ушёл из политики, из агентства, он вернулся к архитектуре?

— Надеюсь, что вернётся.

«Хотелось бы, конечно, чтобы это всё КВНом не закончилось»

— Возвращаясь к проекту, в целом, от начала и до конца — как сильно отличается первоначальная концепция от того, что вышло в итоге?

— Тут сложно сказать, ведь проект не завершён. Я не думаю, что то, что мы получим сейчас, будет конечным вариантом. Я боюсь только за одно — чтобы не оказалось, как в старой поговорке про «нет ничего более постоянного, чем временное». То есть, принят ряд временных решений, пока всё так — будут деньги, доделаем потом. Я думаю, мы будем строить, пока не построим. Даже КВН не должен быть точкой, там у нас ещё масса работы. Здание функционально сложное, для его работы нужен правильный администратор, который бы наладил работу по всему объекту, организовывал фестивали, концерты. Там есть крытый двор, где можно проводить опен-эйры, плюс есть рестораны, кафе, есть зал, есть парк, море, и дай Бог, чтобы построился променад. Если заглянуть в желаемое будущее, где есть этот правильно работающий театр, то было бы очень здорово реализовать изначальный замысел. Тогда бы мы получили, наконец, в области такое место, куда можно приехать и зимой, и летом, и осенью, и весной. Фестивали дадут возможность привлекать сюда не только туристов из России, а, дай Бог, если всё мы сделаем хорошо, сюда поедут люди из зарубежья. У нас очень много транзитом звёзд едет из Польши до Литвы, Калининград объезжают. Хотелось бы, чтобы здание функционировало постоянно, чтобы там всегда кипела жизнь. Мы, в свою очередь, очень много для этого сделали, там у нас много летних открытых площадок, куда можно просто зайти во время прогулки. Идём, например, через Светлогорск, заходим на театр, поднимаемся на террасу, смотрим на море, потом спускаемся, заходим в кафе, берём мороженое, заходим в магазин, покупаем сувенир и идём дальше. И так постоянно. Если получится организовать такую жизнь, то объект заживёт.

— Но пока неизвестно, кто будет управлять театром?

— Я пока не знаю, я не видел работы какого-то администратора. Пока что у нас есть цель — этот вот КВН. Но хотелось бы, конечно, чтобы это всё КВНом не закончилось. Если он тут поселится, это будет замечательно, просто не хочется, чтобы мы в угоду этим срокам загубили сейчас многие вещи.

Фото — Денис ТУГОЛУКОВ, Алексей МИЛОВАНОВ