Руны, фрески и найденное подземелье: как восстанавливают замок Нойхаузен (фото)
08 сентября 2023, 17:57
После пяти месяцев восстановительных работ в замке Нойхаузен в Гурьевске строители обнаружили скрытые под штукатурными слоями старинные фрески. Первым о находке сообщил руководитель Службы госохраны объектов культурного наследия Евгений Маслов. Кроме того, рабочим удалось открыть вход в подвал башни, о котором ничего не знали предыдущие пользователи объекта. О находках и открытиях, а также целях и ближайших перспективах вовлечения замка в туроборот «Новому Калининграду» рассказал директор компании «Мироздание» (она является подрядчиком на этом объекте) Михаил Тимошенко.
— В замке, как известно, долгое время находилась автоколонна. Как вы решили с ней вопрос?
— Да, действительно, пользователем замка долгое время являлась предприятие ПМК, они как могли следили и поддерживали замок, не давая ему разрушиться окончательно. Как только появилось окончательное понимание сроков начала работ по реставрации замка, они были заблаговременно предупреждены, отнеслись с полным пониманием и к началу работ полностью освободили помещения.
— В каком состоянии вы приняли объект? Можете хотя бы в общих чертах обрисовать?
— Тяжело описать. Грубо говоря, это большая промзона. Сейчас мы практически пятый месяц тут работаем, но мы все еще проводим демонтажные работы, удаляем советские пристройки и надстройки, ломаем помещения. Левое крыло мы приняли в неплохом состоянии, оно даже частично отапливалось. Это видно в том числе по кладке. А вот в правом крыле находились ремонтные мастерские и боксы. Кроме того, там достаточно долго протекала кровля. Оно в гораздо худшем состоянии, к сожалению.
— В правом крыле, по нашей информации, во время работ обрушились перекрытия. Это так?
— Да. Мы туда еще дойдем и покажем.
— А почему это произошло?
— Время. В этом месте была протечка кровли, во-первых. Эти арочные перекрытия были в наихудшем состоянии. Кроме того, на них давила засыпка из бута, песка и шлака. Все это давило-давило, и так получилось, к сожалению. Остальные перекрытия тоже в не очень хорошем состоянии. Мы с коллегами настоящие консилиумы проводим и решаем, как эти арки спасти и восстановить, не перебирая. То, что рухнуло, мы воссоздадим в первоначальном виде, но эта конструкция все-таки будет заново сложена. В других местах мы бы не хотели делать так же, попробуем «вылечить».
— На общем фоне выделяется круглая башня. На верхнем этаже стальные ажурные рамы. Это ведь не новодел?
— Это историческая конструкция, довоенная. Понятно, что не XII и даже не XVII век, это, вероятно, век XIX. Конечно, некоторые деревянные рамы мы вытащили, но это уже советское наследие. От немцев остался металл и часть остекления. Мы все тут отпескоструим и восстановим. Что там у немцев находилось, мы не знаем. Вероятно, оранжерея. В советское время там успели сделать ремонт кровли, заменили несущий брус, но даже леса не стали убирать — они там до нашего прихода простояли. В каком году это было, даже Александр Иванович не помнит (Александр Иноземцев, директор передвижной механизированной колонны № 3 «Гурьевской», располагавшейся до недавнего времени внутри замка — прим. «НовогоКалининграда»).
— По этой башне видно, что часть кирпичной кладки — более древняя, а часть как будто бы уложена веке в 19-м.
— Более того, я вам скажу, что верхняя часть — это не 19 век, а 21-й. Это уже мы выложили. Дело в том, что когда мы начали осматривать башню, то увидели, что в верхней части стена была сложена в один кирпич и вся эта металлическая конструкция на ней буквально висела. Мы все делали постепенно: одну стойку освобождали и под ней все заново выкладывали в два кирпича. И так далее. Да, это сделали мы, но изначально тут так и было. Нижний бортик мы выложили, потому что нужен нормальный цоколь. Потом мы часть башни заштукатурим. В принципе, в 19 веке замок был полностью оштукатурен, но мы сейчас пришли к концепции освобождения от штукатурки — так ближе к историческим реалиям. Будет виден бутовый камень и кирпич. Для башни сделаем исключение.
— Внутрь башни пустите?
— Конечно. Внутри у нас две арочные конструкции, которые были в аварийнейшем состоянии. Мы их разобрали и сделали точно такие же, заново по лекалам. Размеры и все углы в точности совпадают. На этих арочных перекрытиях разместится пол. На первом этаже башни, к слову, сохранился камин. Надеюсь, он будет у нас работать. Башня, на мой взгляд, идеальное место для кафе. Оно будет занимать два этажа, сделаем здесь лестницу. В подвале, может быть, появится какое-то музейное пространство.
— Не сыровато там для музея?
— Вы сейчас спуститесь и увидите, что есть четыре или пять вентиляционных отверстий. Мы найдем, куда они выходят, откроем и решим проблему с сыростью и доступом воздуха. В музее, конечно, не картины какие-то будут представлены, а что-то такое, что не боится влаги. Вообще мы еще изучим подвальное помещение. Кто знает, может, оттуда есть какой-то подземный ход. Мы бы очень этого хотели.
— Вообще помещение подвала очень неплохо сохранилось. Что здесь размещалось, известно?
— Больше всех об этом замке знает Александр Иванович (Иноземцев — прим. «Нового Калининграда»), потому что он тут чуть ли не с 1960-х годов. Так вот он не знал, что в башне есть подвал. В советское время в башне хранился цемент навалом. Тут метровые слои этого слежавшегося цемента были. Мы никак не могли его вычистить, поэтому просто загнали сюда технику с гидромолотом. Экскаватор стоял прямо в башне и долбил. Если бы мы знали про подвал, то, конечно, не стали бы так рисковать. И ведь перекрытия выдержали — ни одной трещины не появилось. Мы предполагаем, что в какой-то период это помещение использовалось как продуктовый склад. На потолке даже остались острые крюки. Похоже, что на них что-то подвешивали. Возможно, мясо. Да и температурный режим для хранения запасов тут очень подходящий.
— Возраст подвала не пытались определить?
— Мы вчера тут ходили с Евгением Александровичем (Масловым, руководителем региональной Службы госохраны объектов культурного наследия — прим. «Нового Калининграда») и даже поспорили, как этот свод назвать. Это даже не арочная кладка. Не удивлюсь, что этому подвалу столько же лет, сколько и самому замку. Вот тут трещина одна старая есть. Она явно очень давно ремонтировалась — в швах не цементный раствор, а известь. То есть точно ранее XIX века ремонт делали. Все в отличном состоянии, потому что никаких протечек не было, а температурный режим здесь всегда постоянный.
— Вы сейчас на кровле сосредоточились, чтобы, видимо, до дождей успеть. Стропильная система сильно изношена?
— Некоторые деревянные детали мы частично меняем. Обращаемся на пилораму, которая нам делает все в размер. Здесь ведь нет ни одной одинаковой лаги. Нам напиливают все по заданным размерам: если мои коллеги определяют, что какая-то часть уже не выдержит нагрузки или просто сильно прогнила, то мы именно этот кусок и меняем. Применяем замковое соединение и так далее. Оригинального дерева очень много остается, в том числе и стропила. Конечно, какие-то мы под замену полностью пускаем. Но наша основная задача — допустить как можно меньше таких замен.
— Какие планы у епархии на этот объект?
— Восстановить, сделав приспособление к современному использованию. Сейчас мы работаем в рамках проектов консервации и противоаварийных работ. Но параллельно разрабатывается проект реставрации, потом он проходит экспертизу у трех экспертов, размещается на сайте. На основании этого проекта мы и проведем реставрацию. По сути, мы получим первозданный вид, на который мы можем ориентироваться по имеющимся фотографиям XIX века. Какие-то изменения, конечно, будут, но они всегда бывают в таких случаях — это все-таки приспособление. Мои коллеги проектировщики и историки как раз и определят эту грань, которую мы не сможем перейти, чтобы не нарушать общую гармонию.
— Про будущее назначение расскажете? Что здесь появится?
— Наша концепция уже попала в СМИ. Мы ее практически не меняли. Здесь будет гостиница, ресторан, некоторое количество музеев. На этом пока все...
— Учитывая, что замок принадлежит РПЦ, вы инвесторов подключаете, или работы ведутся только с привлечением региональных средств и средств церкви (на восстановление замка Нойхаузен был одобрен льготный займ в 352,5 млн рублей — прим «Нового Калининграда»)?
— Насколько я знаю, сейчас с кем-то ведутся очень плотные и тяжелые переговоры. Дело в том, что нужно умудриться договориться сейчас, чтобы планировку и внутреннюю отделку под инвестора сделать. Проблема в том, что он сможет начать работу лишь через два с половиной года.
— То есть дополнительных средств, кроме тех, которые вам были одобрены в начале лета, пока не было?
— Организация, учредителем которой является Калининградская епархия, ООО «Возрождение» — это наш заказчик. Она получила финансирование по программе вовлечения объектов культурного наследия в экономический оборот. Все работы сейчас ведутся на эти деньги. Пока ничьи деньги сюда больше не привлекались. Но это только потому, что на данном этапе очень тяжело привлекать инвесторов — очень большое плечо до начала непосредственной работы. Мы очень хотим открыться частью левого крыла уже к следующему турсезону. У нас есть инвестор, который готов туда зайти. К этому времени мы очень хотим доделать башню, полностью восстановить входную группу и стену, замостить брусчаткой, открыть подвал башни. По башне у нас тоже пока нет инвестора, но мы очень хотим разместить там хорошее кафе. Что-то вроде «ВДНХ» или каких-то других крутых и креативных ребят. Но я пока не знаю, найдем или нет. Если к следующему лету откроемся, легче будет привлекать сюда туристов. Потому что сейчас мы устали от них отбиваться: они едут, их очень много. Если мы три года будем их выгонять, то обратно уже не вернем. Баланс стройки и туристов очень тяжело соблюдать. В том же замке Прейсиш-Эйлау я недавно был, у них там стройка остается стройкой, но вокруг уже тропинки протоптаны, все можно посмотреть. Там все здорово, молодцы ребята. А тут у нас нет такой территории вокруг, чтобы мы людей могли направить по периметру. Слава богу, они в кирху ездят. А тут им просто у входа рассказывают какую-то общую информацию и показывают виды.
— То есть внутрь вы людей не пускаете?
— Пока идет стройка, мы никого не пускаем на объект вообще. Это как минимум опасно, а каски всем подряд мы выдавать не можем. У нас есть охрана, но это, конечно, не ЧОП, не люди с оружием. В выходной день люди продолжают сюда приезжать. Мы, конечно, переживаем по этому поводу. Более того, охране дана команда никого не пускать, но уж есть как есть. Мы этот процесс никак под полный контроль не возьмем, да и не очень хотим, чтобы не гасить интерес к объекту. За воровство не переживаем, потому что воровать-то, собственно, нечего. Инструмент у нас под отдельной охраной.
— Расскажите про последние находки. Со специалистами по поводу фресок уже общались?
— С реставратором пообщались. Это Александр [Кузнецов-Сергеев] из Санкт-Петербурга, который занимался реставрацией фрески с павлином в Советске. Он к нам после 15 сентября прилетает. Мы привлекали его для реставрации фресок в Арнау, там тоже XIII века кирха. К фрескам вообще нужно примерно раз в 10 лет вызывать реставратора. Про Арнау он, кстати, говорил, что его предшественники литовцы все сделали не так хорошо, как хотелось бы. Что касается фресок на воротах в Нойхаузене, то их фото мы Александру присылали. По его словам, это «достаточно частый способ сакральной охраны ворот». Думаю, он также сможет эти фрески опознать и датировать, а потом уже приступит к работам. Как они будут выглядеть после реставрации, пока сказать не могу. Может быть, под стекло их поместим, может, каким-то составом пропитаем. Реставрация фресок — очень специфическая работа, поэтому пусть этим занимаются профессионалы.
— Роспись обнаружена только в этом месте или еще где-то?
— Только здесь. Но у входа в подвал на кирпичной стене мы нашли какие-то руны. Их значения пока никто не определил.
— Специалистов к расшифровке не привлекали?
— Вообще работа с историками и краеведами у нас ведется. Если, конечно, возникают вопросы по планировке и внешнему виду, мы приглашаем тех, у кого можно что-то узнать. Например, того же Александра Иноземцева. С Игорем Маревичевым (создатель музея в кирхе Нойхаузен, администратор паблика «Кирха Нойхаузена, Нойхаузен — Гурьевск» «ВКонтакте» — прим. «Нового Калининграда») мы очень плотно общаемся. Дело в том, что местные всегда больше знают.
— Археологические работы на объекте проводите?
— В рамках текущих работ археология не нужна. Мы в землю не уходим. Лишь в одном месте мы заглубились, потому что новую плиту там льем. Но на том месте стояли советские гаражи, и там все копано-перекопано. Никаких исторических слоев там нет. Если мы вдруг наткнемся на что-то, когда, например, дренажную трубу какую-то вкапывать будем, то, конечно, остановим работы и пригласим специалистов. Весь двор тут был замощен брусчаткой. Мы ее будем открывать. Сейчас же там три слоя асфальта. Брусчатку, кстати, сейчас можно увидеть в том месте, где раньше стояла еще одна башня — сейчас от нее остался только фундамент.
— Вы уверены, что брусчатка осталась во всем внутреннем дворе?
— Пока, где бы мы ни снимали асфальт, например, под фундамент крана, везде лежит брусчатка. Причем на одном небольшом участке может быть три разных вида кладки. Это и калиброванные квадраты, и хорошо уложенная дичка, и плохо уложенная дичка. А вот вдоль всего здания цоколь выложен мелкой брусчаткой — это уже четвертый вид.
— Насколько сложно было работать проектировщикам? Сохранились старинные схемы и чертежи, по которым строился и реконструировался замок?
— Вообще никаких чертежей не сохранилось. В нашем распоряжении есть лишь наброски. Если говорить о XVI веке, то есть лишь гравюры (даже с планами помещений). Но если мы берем эти гравюрные наброски и накладываем их на реальные живые фотографии какого-нибудь 1920 года, то они не совпадают. Надо понимать, что за свою историю, начиная с XIII века и до того момента как замок попал к нам в руки, только немцы перестраивали его раза четыре. Мы сейчас сняли штукатурку, и вы можете увидеть некоторые перестройки. Какие-то окна закладывали, какие-то пробивали. Таких вещей тут тьма. И мы всякий раз думаем: «Какой же вид замка мы сейчас восстанавливаем?». В принципе, я не могу сказать, что этот объект очень сложно проектировать, у нас достаточно много фотоматериалов в распоряжении.
— Получается, у той части замка, где ворота и фрески, будет надстроен третий этаж?
— Верно. Но, кстати, на исторических фотографиях ворота полностью заштукатурены, и никаких фресок на них не видно.
— В Германию пытались делать запросы по поводу чертежей или каких-то более подробных фотографий? Или сейчас из-за СВО это невозможно?
— Нам знакомые архитекторы обещали сделать запрос через родственников, живущих в Германии. Ждем пока. У нас есть сотрудник, который очень хорошо говорит по-немецки, практически без акцента. Мы вместе с ним четыре часа обзванивали все доступные архивы, но ничего не добились. Либо нам сразу говорили: «Не дадим», либо звучали какие-то отговорки, вроде «человека на месте нет». Из «Бильдархива» мы, конечно, все, что могли, уже вытащили. Как что-то новое получаем, тут же берем в работу. Если вдруг кто-то из ваших читателей обладает архивными фотографиями или другими материалами любого периода, мы были бы благодарны получить такую информацию.
— Удалось установить, какая часть замка самая древняя и меньше всего перестраивалась?
— Тут нет частей, которые бы не перестраивались. Древность можно определить разве что по толщине стены. Берешь самую толстую стену, которая стоит на бутовых камнях — и вот тебе самая древность. Тут есть участки, которые стоят на полутораметровых валунах. Те же арочные перекрытия, которые мы сейчас можем увидеть в правом крыле, не были тут изначально. Они, скорее всего, были реализованы в каком-нибудь более позднем веке. Можно даже увидеть, что они сделаны без перевязки к несущим стенам. Изначально был квадрат, на котором лежали лаги. Там, где у нас сохранились арочные перекрытия, там сейчас все расперто. А выше наши строители уже сделали громадный настил — кровлю сейчас нужно делать, не останавливаясь.
— С материалами нет проблем? Где заказывали такой крупный кирпич?
— Нигде не заказывали. У нас остался от противоаварийных работ на замке Бранденбург в Ушаково этот кирпич. Тут он нам не подошел. Мы всего лишь одно место им выложили, но нам очень не понравилось, и мы перестали этот кирпич использовать. Главная проблема в том, что он хотя и выглядит как исторический, но у любого исторического кирпича все грани округлые. А тут добиться подобного невозможно. У старого кирпича нет ни одного острого угла. Если мы новый кирпич даже отпесткоструим и доведем его до какой-то шершавости, нужного эффекта мы все равно не добьемся. Он все равно выглядит как новодел. Мы стараемся работать с немецким кирпичом. Находим, проводим лабораторные исследования, и если понимаем, что по марке он нам подходит, работаем.
— Если сравнивать Нойхаузен с другими объектами, на которых вы работали (замки Бранденбург, Георгенбург и Вальдау, кирхи Арнау и Святого Адальберта — прим. «Нового Калининграда»), где было сложнее всего?
— Этот объект самый сложный, конечно. Во-первых, тут самое плохое состояние. Вернее, самое недооцененное плохое состояние. Мы тут ранее часто бывали, поэтому считали так: крыша есть — значит, все хорошо. Но после того, как я к нашим коллегам в Тапиау съездил, то понял, что это небо и земля по сравнению с тем, что мы имеем. УФСИН, видимо, как-то четко все содержал. У них все крепко. А здесь же... В любом случае честь и хвала Александру Ивановичу (Иноземцеву — прим. «Нового Калининграда»), что он хотя бы в таком состоянии все сохранил, но я могу сказать, что все в плохом состоянии, к сожалению.
— Весной 1945 года замок сильно пострадал, потому что немцы использовали его в том числе для целей обороны. Известно, какая часть замка тогда была разрушена сильнее всего? Периметр оставался полностью закрытым после окончания боев?
— Самая дальняя стена замка, которая сейчас полностью разрушена — темное пятно. У нас нет ни одной ее фотографии. Когда именно она была утрачена, я не могу сказать. А восстанавливать мы ее будем следующим образом: возьмем правое крыло и в таком же стиле построим заднюю стену. Может, что-то добавим. Есть какие-то текстовые отсылки, которые сообщают, что эта часть замка была построена в неоготическом стиле. Может быть, постараемся добавить готических элементов.
— С прилегающими территориями нет проблем? На заднем дворе у вас промзона настоящая.
— К сожалению, не вся территория к нам относится. Наш тут только сам замок и вокруг него метров 10. Перед въездными воротами территория также уже оформлена. Но вот задний двор не наш. В концепции же замок должен быть не просто замком, а замково-парковым ансамблем. Учитывая, что все вокруг — это охранная зона объекта культурного наследия, ранее, вероятно, произошла какая-то неразбериха. Земля была приватизирована и превратилась в промзону. Работа по тому, чтобы это все снова стало парком, уже ведется. Мы очень надеемся, что к концу реставрационных работ увидим все это в виде паркового ансамбля. У нас не такая критичная ситуация как у собственников 7-го форта, но тут и объект намного важнее и интереснее. Думаю, промзону тут видеть не только нам не хочется, но и всем туристам, и жителям. Работой с собственниками занимается сейчас муниципалитет. Мы лишь какое-то третье звено. Наше дело — стройка. На месте промзоны мы бы, конечно, хотели видеть парковую зону.
Уже после беседы с Михаилом Тимошенко находки, сделанные в замке, «Новому Калининграду» прокомментировал руководитель Службы госохраны объектов культурного наследия Евгений Маслов. Чиновник сообщил, что по поводу датировки обнаруженных на воротах фресок у него как у историка есть собственная версия, которую он пока озвучивать не будет.
«На фреске есть стилизованная надпись 1519, но это еще ничего не значит, — сообщил Маслов. — Конечно, находка сенсационная, но некоторые детали вызывают вопросы даже у экспертов. Мы уже связались с профильными специалистами и с людьми с богословским образованием. В конце этого месяца планируем провести научную дискуссию по иконографии, обсудим сюжет и технику исполнения, а пока не будем впустую сотрясать воздух версиями, нужно ответственно подойти».
Текст: Иван Марков, фото: Юлия Власова / Новый Калининград, Государственный архив Калининградской области
