«Варим кашу из топора»: что происходит в замке Рагнит и вокруг него (фото)
05 апреля 2024, 14:56
Производство традиционного и яблочного сыра, строительство фахверковой деревни на границе с Литвой, превращение руин тевтонского замка в центр туристического кластера, восстановление полуразрушенной башни Бисмарка — все это проекты, в которые в прямом смысле слова впрягся калининградский предприниматель Иван Артюх. Главным делом, подтягивающим за собой все остальные, сам Артюх называет замок Рагнит, официальное восстановление которого его команда начала летом прошлого года. Как проходит реставрация, изменилась ли концепция, комфортно ли работать под «крышей» РПЦ и готов ли бизнесмен заниматься тевтонской цитаделью всю жизнь, он рассказал «Новому Калининграду».
«Спасибо, что ты никого не убил»
Монтаж строительных лесов у стен замка Рагнит начался почти год назад. Незадолго до этого компании «Мануфактура старого пасечника» региональные власти в рамках программы восстановления памятников перечислили первые 35 млн рублей (12% от общего объема кредитный заявки в 300 млн рублей). На сегодняшний день в цитадели расчищены и укреплены подвалы, восстанавливаются стены и залиты стяжки под первые помещения, которые должны открыться в 2025 году. Правда, еще в 2021 году Иван Артюх называл другие сроки, и концепция наполнения исторического объекта с того момента полностью изменилась. Если изначально это был музейно-гостиничный комплекс, то сейчас инвестор переориентировался на бутик, ресторан и музей.
«Я обещал, что в 2024 году мы откроемся, но так как я никогда такими проектами не занимался, то не знал на тот момент, с чем придется столкнуться, — признается Артюх. — У нас целый год только проектные работы заняли. На каких-то небольших объектах, которыми я ранее занимался, я мог свои дела делать и готовить проект параллельно. Тут все оказалось слишком масштабно. И то мы немного нарушили — начали выгребать гигатонны мусора, хотя даже это нельзя было делать. В итоге работы шли в несколько этапов. Предварительный проект у нас назывался консервацией, а основной проект уже проходил Государственную историко-культурную экспертизу, а потом Госэкспертизу. По-моему, только мы пошли таким лобовым и самым сложным путем. Это оказалось очень рискованно. Я каждый раз, заходя в замок, говорю ему: „Спасибо, что ты никого не убил“. Сейчас с каждым днем все лучше и лучше, но вначале все было в очень плохом состоянии. Когда мы получили Госэкспертизу, мы начали масштабные работы. Но если бы у нас этот год не отъели с бумагами, мы бы в этом году и закончили».
На сегодняшний день, как уверяет инвестор, в замке проделана «колоссальная подготовительная работа». «На первый взгляд кажется, что руины были, и те же руины остались. Работа в подвалах — это то, что потом почти никому не будет видно. А там потрачена куча денег. Это надо было раскопать, убрать все, загидроизолировать, засыпать керамзитом, потом забетонировать. Да, сейчас там сухо, а до этого там было сыро круглый год. Там по стенам текло — жуть была! Теперь все пойдет гораздо быстрее — стены, стены, стены».
Замок Рагнит потянул за собой все остальные проекты Ивана Артюха. Причем не вниз, а вверх. Получилось, что один бренд зацепился за другой, и концепции теперь переплетаются и опираются друг на друга. «Изначально была именно такая идея: создается хаб, который включает в себя несколько объектов, позволяющих задерживать в Немане людей на максимальное количество времени, — рассказывает Артюх. — Дальше цепляется одно за другое. К нам сюда приезжали ребята из Польши, из замка Гнев, они так и сказали, что у нас все происходит по классике: сначала руины, потом рядом буквально пластиковый санузел появляется, далее палатка, где можно поесть. Все самое примитивное и дешевое. А потом уже пожертвования и прочее. Варится каша из топора. Главное — итог. Ты же „варишь“ и всем говоришь, как классно и наваристо получается. Только крупки бы добавить. „Крупу“ несут и люди, и власти».
Приводя в пример поляков из замка Гнев, Иван Артюх обращает внимание на то, что иногда коллеги шли даже на коллаборацию с силовиками.
«У Ярека из замка Гнев старший брат был прокурором Гданьска. Конечно, к нему всякие провинившиеся персонажи приходили. Он им иногда говорил, что наказывать не будет, но взамен они должны были сделать что-то хорошее для замка. Хотя изначально тот же старший брат у виска покрутил, когда Ярек рассказал о том, что хочет замок восстановить. А состояние его было чуть-чуть лучше нашего. Тот же Ярек мне сказал фразу, которая многое определила в моей жизни: «Если ты берешься, чтобы через 3-5 лет отбить деньги, то лучше вообще не браться. А если это на всю жизнь, то можно. Эта история навсегда». У нас есть коллеги, которые считают, что через пару лет выйдут на рынок и все будет круто. Так не будет. Нужно всю жизнь на это положить. В 2025 году у нас будет только старт, а потом реконструкция продолжится. В тот же Мальборк весь мир вкладывался, он под охраной ЮНЕСКО, но он и сейчас продолжает восстанавливаться. Иногда появляется ощущение, что там жулики сплошные работают, которые бесконечно тянут деньги, но история она такая, в нее постоянно нужно вкладывать. По-другому не бывает. Еще Ярек мне говорил, что в его замке большое внимание уделяют детям. Я тогда подумал, что это странно, потому что денег у детей нет, да и скидки делать нужно. Но он мне так сказал: «Сегодняшние дети — это завтрашние взрослые. Будущие владельцы компаний, менеджеры и так далее. 30 лет назад они приезжали детьми, а сегодня они приезжают и жертвуют на восстановление».
Каркас-гигант
В конце лета этого года, как уверяет Артюх, на замке начнется монтаж пространственного каркаса кровли, который воссоздаст очертания исторической готической крыши. Металл, по его словам, уже пришел (оплачен он был еще в прошлом году). «Скоро привезут все металлические конструкции, — пообещал собеседник. — Можно это сделать хоть сейчас, но не на что ставить. В конце лета мы начнем монтаж. Как только поставят все это, замок в два раза выше станет. Гигантский он будет просто!»
Артюх напомнил, что ранее проектировщиками было принято решение не восстанавливать историческую крышу. «Нам сказали: „Либо вы делаете историческую кровлю, которая была в тюрьме (то есть согласно документальным данным), либо у вас должны быть исторические документы“ (под нужды тюрьмы замок был перестроен в начале XIX века, однако в 1829 году там произошел пожар, и крышу переделали — прим. „Нового Калининграда“). А исторических документов в силу тех или иных причин не сохранилось. Рисунки Штейнбрехта (Конрад Штейнбрехт — немецкий архитектор, занимавшийся в конце XIX века исследованием и реставрацией таких замков как Лохштедт, Тапиау, Мариенбург и т.д. — прим. „Нового Калининграда“), как нам дали понять, такими документами не являются. Дизайнерская задумка с каркасом неплохая, но мне хотелось все-таки настоящую крышу. Меня успокаивает, что эта рама своим силуэтом повторяет форму исторической кровли (примерно на XV век). Там даже пинакли (в готической архитектуре — небольшие декоративные башенки, увенчанные миниатюрными шатрами — прим. „Нового Калининграда“) изготовлены».
С идеей каркаса Артюх смирился после того, как понял, что конструкция сама по себе станет достопримечательностью.
«Днем она будет смотреться серой рамой, а ночью она будет подсвечена. Если бы мы привязались к XIX веку, то это была бы тюрьма. А какой прикол в тюрьме? В итоге, остановились на фальшкровле. Но главное — она конструктивно такова, что позволит лет через 20 или 30 закрыть ее стеклом. Рама будет мощной», — продолжает бизнесмен.
Церковная «крыша» и проблемы поставок
Инвестор утверждает, что на сегодняшний день он оплатил не только металл, но и укрепление стен, галерею, мебель, электрику, вентиляцию. Сделано это было для того, чтобы успеть ввезти все необходимое до того, как санкции ЕС заработают в полную силу.
«Я многое успел затащить, — улыбается Артюх. — Но что-то пришлось ввозить уже по сложным схемам параллельного импорта. Израсходовали мы около 200 миллионов где-то. Только проект почти 30 миллионов стоил. Когда мне цену назвали, я полгода бегал, орал и волосы на себе рвал. Но, оказывается, что порядок цен сейчас такой — большое исследование нам сделали по стенам и фундаментам, все узлы отрисовали и рассчитали. Целая команда работала, а не два человека что-то нарисовали и денег попросили. 17 миллионов, если не ошибаюсь, ушло на то, чтобы просто стены и подвалы очистить. 400 с лишним тысяч мы отдали на укрепление сводов подвалов, чтобы ни на кого не упало ничего. Инженерные какие-то вещи у нас процентов на 70 проплачены. Я даже самое топовое немецкое ковровое покрытие „Хальбмонд“ успел привезти. Немецкую классическую плитку не пускают в регион: я просил сделать ее на „Пятом элементе“, а они не могут так. Мебель у нас антикварная. Вот что с ней можно сделать с точки зрения войны? А ее тоже запретили ко ввозу. Везти приходится в объезд через Бишкек. На пару залов у нас уже обстановки хватит».
Зато экономия, по словам Артюха, вышла с арендой самого замка и земли под ним. Так как этот ОКН — собственность церкви, ничего арендаторам платить не приходилось и не приходится, она за это денег брать не стала.
«В этом смысле я вполне серьезно говорю, что у нас очень хорошая „крыша“ в плане РПЦ, — поясняет бизнесмен. — Когда мне кто-то сказал: вот вы делаете такую работу, а вам потом ничего в собственность не достанется, я ответил: а мне это и не надо, я ведь сам Богу принадлежу. Если мы будем тут полезны — слава Богу. Сейчас я это делаю, параллельно Женя (Евгений Гульник, управляющий предприятиями инвестора, о нем речь пойдёт ниже — прим. „Нового Калининграда“) занимается, потом другие поколения подключатся. Я буду счастлив, если будет именно так. Финансовая сторона вопроса — это одно (дополнительных расходов действительно нести не нужно), но также вряд ли найдется какой-то умник, который захочет у церкви что-то отжать. Я в это не сильно верю. Мы же знаем, как иногда бывает. Ты делаешь бизнес, а потом приходят люди и находят 33 способа у тебя его забрать. Я заранее этого не боюсь. У меня не бизнес, а служение. Это крест мой, который можно пронести достойно, чтобы потом еще и по голове не надавали».
Если говорить о будущей «начинке» замка, то в первую очередь инвестор планирует заполнять правое его крыло. От планов на гостиницу решено было отказаться из-за сложностей с лицензиями. Кроме того, по соседству уже появился отель «Принцесса Рагнета» Мураза Мстояна.
«Правое крыло первым заработает. Там мы разместим бутик, ресторан, расширенный музей „Риттербух“. Но все это откроется в следующем году. С удовольствием бы в этом году запустили, но сейчас занимаемся стенами, — продолжил Артюх. — По инициативе Антона Андреевича [Алиханова] у нас будет „Янтарный зал“ (в правом дальнем углу цитадели). Там будет очень крутая штука — потолки из янтаря высотой семь метров. На мануфактуре будут напилены пластины — дорогая такая штука. На знаменитый ресторан [в Янтарном] это не будет похоже. Эта история ведь жестко привязана к католицизму: там и амвон так называемый будет, с которого должен выступать проповедник. Но в нашем случае будет „монах“, который, встречая гостей, станет рассказывать, почему замок в таком месте, почему такие стены и потолок, а также другие какие-то вещи».
Гигафабрика и продажа бренда
На восстановление замка планируется привлекать и что-то вроде пожертвований. «К нам обратилась одна компания (пока название не могу сказать), которая захотела наш замок изображать на своей продукции, — пояснил Иван Артюх. — Они мне сказали: „Вы вот столько-то будете платить“. Но я ответил: „Нет, это вы будете платить, потому что это не мне, а замку“. В итоге они согласились. Они на этикетках своих смогут писать, что каждый покупающий бутылку воды или коробку с едой жертвует рубль на замок. Декларацию им можно будет хоть самостоятельно вести, а пожертвования будет собирать АНО. Таких организаций не будет тьма, но сколько-то будет. Если мы все это сделаем, и для других будет пример. А раньше таким и не пахло. Первым в этом направлении стал Кафедральный собор работать. У Григория Хуциева все четко — каждая копейка на счету. Зато посмотрите, как они через это живут. И по истории, и в коммерции у них все хорошо».
Так же как и вышеупомянутый Мураз Мстоян, Артюх надеется и на поддержку крупного инвестора, возводящего неподалеку гигафабрику по производству литий-ионных ячеек и систем накопления энергии.
«Гигафабрика тоже всем нам в помощь, — говорит он. — Во всех городах присутствия они (предприятие по производству литий-ионных батарей строит структура «Росатома» — прим. «Нового Калининграда) существенные деньги вкладывают в социалку и инфраструктуру, сами они говорят, что „делают город-сад“. В нашем случае даже восстановление двух-трех десятков фасадов, постройка нескольких качественных домов и то, что тут будут жить люди с высокой постоянной зарплатой, — в плюс. Будет движуха. Пока стройка идет, есть наполнение кафе, ресторанов и гостиниц. Это тоже деньги. У нас пока договоренности устные. Корейцам (по данным нескольких источников „Нового Калининграда“, представители корейских компаний принимают участие в проекте, хотя официальной информации об этом не было) недавно ужин устраивали — были представители 12 компаний. Санкции санкциями, а бизнес бизнесом. Монтировать оборудование они собираются в августе или сентябре».
«Банда сумасшедших»
Постоянно заниматься замком Иван Артюх не может чисто физически, так как большую часть его времени отнимает проект фахверковой деревни на границе с Литвой, более известный под брендом «Хутор старого пасечника». Также имеется другой бизнес. В итоге за замком на сегодняшний день «закреплены» проживающие в Советске генподрядчик Алексей Анисимов и управляющий Евгений Гульник.
Гульник переехал в Калининградскую область из Иваново. Впервые он оказался в замке в качестве волонтера в 2019 году, потом стал экскурсоводом, далее менеджером туркластера, а сейчас Евгений — коммерческий директор и управляющий компаний Ивана Артюха и практически ежедневно находится на объекте в Немане.
«Как у меня с замком было? Ко мне приехал владыка Николай (епископ Черняховский и Славский — прим. „Нового Калининграда“) и сказал: „Ты нормальный парень, берись“, — рассказывает Артюх предысторию захода в Рагнит и появления там Евгения Гульника. — Я отказался, а потом подумал-подумал, месяц прошел, два, три, он опять ко мне обратился. Я тогда жене говорю: „Давай попробуем“. Тогда я дал объявление, и Вася Плитин (координатор волонтерского движения „Хранители руин“ — прим. „Нового Калининграда“) приехал. Это, кстати, был первый его подобный объект. Потом Женя приехал на второй или третий субботник. У нас там такой Алексей был, который подошел и говорит: „Я знаю чувака, кажется, он тут может работать долго и бесплатно“. Я сказал: „Отлично, нам такие нужны“. Так мы и познакомились с Женей. Вообще это парадокс, конечно. У Плитина там вообще целая банда сумасшедших. Они без денег работают!»
Евгений Гульник оказался не просто волонтером. Он более десяти лет занимается исторической реконструкцией, и поэтому интерес к тевтонскому замку у него далеко не праздный. Являясь управляющим в том числе и по стройке, он параллельно вникает в историю вопроса и проводит экскурсии. По его статистике, число посетителей цитадели ежегодно прирастает примерно на три тысячи. Главное детище — музей истории рыцарей «Риттербух», который пока занимает одно из помещений неманского ресторана «Deutsches Haus», а в дальнейшем должен переехать на второй этаж замка.
«Небольшая коллекция у нас уже есть, но мы продолжаем ее наращивать, — рассказывает он. — Это будет в основном реконструкция оружия и доспехов, то есть то, во что хоть сейчас можно одеваться и идти воевать. Мы все заказываем в московской артели, изготовляющей предметы для реконструкторов. Да, местные мастера тоже есть, но нам нужны были полные доспехи, а не какие-то элементы. Также они делают специальные манекены, на которых эти доспехи можно экспонировать. Цены немаленькие — 250-300 тысяч рублей за комплект. Оригинальные предметы тоже планируем приобрести, но у них дикие цены. Однако проблема вовсе не в том, чтобы их купить, а в том, чтобы их найти. Все стоящие предметы уже осели в музеях и частных коллекциях, и никто с ними расставаться не собирается. Да, можно теоретически найти какие-то кирасы ландскнехтов XVI века или шлема, но по более ранним событиям, даже если мы очень захотим, то вряд ли сможем что-то купить».
Гульник уверен, что люди, посещая музеи с богатыми коллекциями оригиналов, обычно не понимают, как устроены доспехи, поэтому им нужно все рассказать и показать.
«Тут же я сам провожу экскурсии. Если я в течение 12 лет получал по башке металлическими предметами (занимался исторической реконструкцией), то знаю, какой характер травм возникает от того или иного вида оружия, и люди в процессе получают совершенно другую информацию. У нас большая интерактивная часть, и человек сам может все примерить, подержать в руках и получить представление. Интерактив нашим туристам, даже весьма избалованным, очень заходит», — говорит он.
В музее планируют экспонировать в том числе предметы, найденные при разборе завалов и расчистке подвалов замка. Среди представляющих ценность Гульник называет каменные ядра и клеймленные кирпичи.
«Гранитные ядра изначально применялись при стрельбе из метательных орудий, но их также заряжали и в первые орудия пороховой артиллерии (металл тогда очень дорого стоил). Такого четкого понятия калибра, как сейчас, в те времена еще не было», — говорит он.
«Начинка» замка
Демонстрируя будущее помещение бутика, где, по словам управляющего, планируют продавать сувенирку на средневековую тему, а также те товары, которые уже сейчас реализует туркластер (сыры, яблочные сыры, сидр и так далее), Гульник обращает внимание на применение железобетона.
«Стяжки готовы, а ребра и перекрытия тоже будут из железобетона. Такие объекты, как замок Рагнит, могут жить в двух вариациях: либо это заброшка (руина, даже если она живописная, должна быть под постоянной охраной), либо это приспособление к современному использованию, — рассуждает он. — Во втором случае у объекта появляются внутренние помещения. У нас сейчас также подводятся инженерные сети для открытия кафе с „Янтарным залом“ (он будет выполнять и музейные функции — мы планируем посвятить его торговле янтарем)».
Внутренности бутика отделаны как старым, так и современным кирпичом. Это, по словам Гульника, не должно настораживать. «Служба охраны ОКН все время нас проверяет, ее комиссии к нам часто приезжают и все смотрят. Что касается кирпича, то его габариты в точности воссозданы — это точно тот же „лапоть“, но современный, — говорит он. — Старый кирпич мы также применяем, но в таком диком количестве его в регионе просто не найти, поэтому мы вынуждены заново его формовать (заказываем на заводе „Пятый элемент“). Старый кирпич мы получали в том числе в процессе разбора завалов (они были до уровня второго этажа), а также докупали, где могли. Из-за границы кирпич не везли, все брали внутри региона».
Форбург замка, как уверяет Евгений, сами немцы разобрали еще в XVIII веке и впоследствии использовали кирпич для других целей. «В городе многие постройки были из него, — демонстрирует управляющий старинный кирпич. — „Лапоть“ время от времени высвобождается, его можно опознать как по размерам, так и по характерным клеймам и отметинам. В целом замок многократно был перестроен и был значительно больше. Другие его строения находились там, где сейчас стоят почта, прокуратура и соседняя пятиэтажка — метров 250 еще в том направлении».
В тех местах, где кирпич покрывается трещинами, решения, по словам Гульника, принимаются в индивидуальном порядке: где-то проходит вычинка и замена, а где-то инъектирование специальными укрепляющими растворами.
«Кирпич — такая вещь, которая живет определенное количество циклов. На это влияют многие факторы. Состояние кирпича также зависит от того, где он находился, на внутреннем или на внешнем слое. Естественно, каждый кирпич мы не можем пропускать через лабораторию. Если они визуально неплохо выглядит, мы его используем. Бывает, что трещины появляются после первой же зимы. В процессе работ по необходимости производится замена».
С учетом перманентных реконструкций у подрядчика и арендаторов не на каждый исторический период есть планы и схемы, и время от времени рабочие натыкаются на ранее неизвестные ниши, окна и двери. «Это не значит, что мы открыли целые помещения, где нашли прикованные к стенам скелеты, — смеется Гульник. — Речь идет о небольших полостях и окнах, а также в подвале есть один засыпанный ход, которого нет на схемах (вероятно, это просто старый выход из подвала) — нашли его еще в советское время, но полностью раскапывать не стали. Дело в том, что со временем менялись представления о красоте архитектуры. Стрельчатые арки стали уходить в прошлое, применялись уже стандартные прямоугольные проемы. Часто бывает, что мы снимаем слой кирпича, а за ним находим готическое окно, за которым пустота. Лестницы внутри стен тоже перекладывались. Они были построены таким образом, что закручивались по часовой стрелке, чтобы обороняющемуся было проще бить с правой руки. Все, что можно сохранить, мы, конечно, сохраняем».
Северная сторона замка, которая выходит на берег Немана, была обращена к противнику, то есть в сторону Литвы. Она, по словам Гульника, укреплялась гранитными колоннами. Эти элементы также были найдены в завалах строительного мусора. В дальнейшем подрядчик планирует установить их на железобетонную заливку, а уже на нее будут опираться заново сложенные кирпичные своды.
Во внутреннем дворе, ближе к восточной части цитадели, пострадавшей в 1976 году во время съемок фильма «Двадцать дней без войны», планируется установить сцену с движущимся экраном. Сцена станет центральной точкой для мероприятий в том числе по рыцарской тематике. Наполнение (не только развлекательное, но и вполне приземленное) ожидает и подвалы. Основная их часть, как уверяет Иван Артюх, примет на хранение сидр, а также планируется восстановить там четыре тюремные камеры XIX века. «Я думаю, что мы их как-то адаптируем, чтобы можно было не просто посмотреть, — рассказывает Артюх. — Если кто-то захочет, то даже сможет там немного побыть. Это, конечно, жуткая история совершенно, потому что там холодина, но такая идея у нас есть, и она поддерживается».
Евгений Гульник пояснил, что две камеры из четырех практически полностью сохранили антураж. «Предположительно, две другие камеры использовались как резервуары для хранения чего-то, потому что там построены соответствующие перегородки», — пояснил он.
Он напомнил, что под нужды тюрьмы замок был перестроен двести с лишним лет назад, а потом случился пожар. Ремонт замка был завершен лишь к 1840 году и в качестве тюрьмы он использовался вплоть до 1945 года.
Что касается хранилища для сидра, то для этих нужд инвестору необходимо еще доделать укрепление сводов.«У сидра определенный период созревания, — сообщил Иван Артюх. — Соответственно, там же в подвале будут проходить дегустации. Конечно, он достаточно большой, поэтому чем-то еще надо будет насыщать».
К слову, Тевтонский орден использовал подземелья практически для тех же целей.
«Хранение припасов — это главное назначение подвалов, — продолжает Гульник. — Позднее тут не только содержали заключенных. Тут также находились печи и хранилища для торфяных брикетов».
О том, в каком виде замок был на 1945 год, арендаторы замка не знают.
«Никто не может дать нам четкого ответа, каким замок достался советским властям. Не помнят этого и первые переселенцы, — говорит Гульник. — Самое раннее фото, которое я видел, было сделано в 1953 году во время митинга, посвященного смерти Сталина. На этом снимке замок уже без крыши. Есть версия, что в 1945 году замок просто сожгли. Но совершенно ясно, что в советские годы некоторые помещения замка использовались в качестве складов. Кроме того, во внутреннем дворе находился городской рынок, который функционировал вплоть до 1980-х годов. Планов по целенаправленному уничтожению замка у властей, конечно, не было».
«Это не наше. Это принадлежит народу»
Кластер вокруг замка Рагнит постепенно расширяется и дает возможность приезжающим в Калининградскую область туристам (и в первую очередь местным жителям) получить не только приморский отдых. «Моя фахверковая деревня мне больше по душе, потому что я парень деревенский, — говорит в заключение Артюх. — Для меня деревня — это все, в этом я растворяюсь. Для Жени военная история больше интересна, это его жизнь. Моя жизнь — это деревня, потому что я родился в Новобобруйске Правдинского района. Да, конечно, я кое-что знаю о том, как раньше в Германии строили, и как это делают сейчас. По этим азам мы сами сейчас строимся».
Параллельно Артюх планирует восстанавливать расположенную неподалеку от своего фахверкового детища башню Бисмарка.
«Для меня это дополнительная точка притяжения. Но если бы ко мне пришел условный Иван Марков, готовый ей заниматься, я бы на него переписал. Пока никто браться за это не хочет, а к объекту надо хоть как-то привлечь внимание. К слову, в этом году правительство выделило деньги на частичную реконструкцию тропы Даубас. Там сейчас будет расчистка от веток и завалов — хотя бы кусок тропы приведется в порядок. Главное — начать, а дальше... Пусть не в этом, а в следующем году мы все равно займемся тем, что привлечем какие-то силы и средства. Слава богу, у нас тут теперь и „Росатом“ — там поклянчим денег. А, может, они сами захотят все сделать — мы передадим, пожалуйста. Мы ни на что не претендуем. Это не наше. Это принадлежит народу. Просто мы оказались в числе тех, кто за это отвечает. Всегда говорю, что мы и за замок не держимся. Найдутся ответственные — мы с удовольствием (я, по крайней мере) передадим и башню Бисмарка, и все остальное».
Текст: Иван Марков, фото: Юлия Власова / Новый Калининград, Государственный архив Калининградской области
