Следы на руках, вина и Аристотель: интервью с адвокатом экс-ректора БФУ

В редакцию «Нового Калининграда» обратилась стороны защиты бывшего ректора БФУ им. И. Канта Александра Фёдорова с предложением озвучить свою позицию. Мы посчитали, что это важно для наших читателей, поэтому согласились встретиться и поговорить с адвокатом Олегом Полленским.

Справка: 9 июля пресс-служба Следственного комитета РФ опубликовала видео задержания ректора БФУ Александра Федорова и его заместителя Елены Мялкиной, подозреваемых в присвоении денежных средств в особо крупном размере. В ролике демонстрировался момент, где оперативники показывают руки сотрудников университета, при этом на столе в кабинете лежат меченые купюры.

В прокуратуре Калининградской области сообщили, что, по предварительной информации, в 2022-2024 годах ректор вуза «незаконно издавал приказы о выплате работникам единовременных доплат за интенсивность труда». «В дальнейшем проректор учебного заведения осуществляла сбор указанных доплат, которые передавала руководителю образовательного учреждения», — добавили в прокуратуре. В общей сложности бывшим руководителям вуза инкриминируют растрату в 18 млн рублей.

Тогда же, в начале июля, Александра Фёдорова и его зама Елену Мялкину отправили в СИЗО.

На судебном заседании в среду, 3 сентября, бывший ректор сообщил, что работает над учебником, а в заключении не может пользоваться библиотеками. Поэтому сторона защиты просит изменить ему меру пресечения на домашний арест. Также он заявил, что подписал контракт с Минобороны РФ и готов отправиться в зону СВО.

Следствие заявило, что на свидетелей оказывается давление. Суд оставил бывшего ректора в СИЗО до ноября

— Олег Владимирович, на заседании суда в среду было принято решение отпустить из СИЗО под домашний арест бывшего проректора Елену Мялкину, а бывшего ректора оставили под стражей. Что вы думаете по этому поводу?

— Как я предполагаю, бывший проректор признала свою вину. По всем предъявленным обвинениям дала признательные показания, только поэтому, я думаю, что её отпустили. Хотя досконально это неизвестно, но с большой долей вероятности это так.

— У Александра Фёдорова и Елены Мялкиной разные адвокаты?

— У нее свои адвокаты, да.

— Ваш подзащитный не перекладывает вину на своего бывшего зама?

— Александр Александрович показания, изобличающие её в чём-то, не давал. Каждый говорит за себя. Александр Александрович говорит про себя. Он не признаёт обвинения в той части, которая ему предъявлена. Только говорит: да, я допускаю, что деньги Университета были потрачены как-то не так, если следствие так считает. Хотя тоже большие вопросы, почему следствие так считает.

При этом он говорит, что, возможно, недоглядел как ректор, что это его управленческая ошибка. Возможно, в этом есть какой-то состав какого-то преступления, может быть, халатности, за которую наступает ответственность из-за таких ситуаций. То есть обязанность была следить, в том числе, за деньгами, раз доверили. Не доследил — отвечай. Он говорит, что чувствует за собой эту вину и готов эту вину загладить, вернуть деньги университету. Чем скорее, тем лучше. Только дайте возможность.

— Из ваших слов следует, что он не брал эти 18 миллионов?

— Нет, не брал..

— Но у него на руках нашли следы...

— Я не видел пока ещё, как следствие это [следы на руках] интерпретирует. Но с этим тоже надо разбираться. Разные бывают ситуации. Найти что-то на руках — еще не значит, что человек этих денег касался. Он говорит, что он не касался этих денег.

— Как деньги оказались у него в кабинете?

— Их принесла сотрудница. Но они были в папке закрытой, которую он не открывал.

— Он отрицает свою причастность к тому, что присвоил 18 миллионов?

— Да.

— Но был согласен с тем, что сотрудникам выписывались большие премии?

— Его почему-то обвинили в том, что он выписывал повышенные премии сотрудникам. Но здесь нет ничего незаконного. Во-первых, это право ректора, во-вторых, никто не знает, какие эти премии должны быть и, в-третьих, эти сотрудники очень большими деньгами распоряжались.

И не исключено, что эти деньги выписывались за реальную работу. Следствие будет проверять, я думаю. Не знаю, стоит ли об этом писать, но в университете масса, с его слов, людей, которые получали гораздо больше премии за разную деятельность.

Речь ведь идет не о том, что он выписывал премии, наверное. Речь идет о том, что якобы эти деньги потом приносили ему. Но он утверждает, что деньги эти не получал.

— На какие деньги он приобрёл дом?

— Дом куплен частично на его сбережения, частично в кредит — он за дом должен приличную сумму денег, которую сейчас выплачивает. И нужно не забывать, что официально задекларированный доход у ректора в районе 6 миллионов в год. Имеет возможность человек, который получает 6 миллионов в год, купить себе дом в кредит? Я думаю, что имеет.

Он получал премии от своего работодателя — федерального Министерства, получал гонорары за книги. Сейчас, возможно, получит, поскольку работает над книгой. Одним из доводов, который прозвучал вчера на суде, стал довод о том, что единственное неудобство, которое он испытывает от этой ситуации — заключения под стражу — это отсутствие возможности пользоваться своей личной библиотекой. Потому что в библиотеке СИЗО особо литературы нет. Он нашёл там книгу Аристотеля, после чего написал научную статью, она уже направлена для публикации. Это ученый, ему нужно что-то делать даже в заключении.

Следствие полагает, что он будет давить на свидетелей, поэтому его нельзя отпускать под домашний арест. Что он продолжит заниматься преступной деятельностью, поэтому нужно его ограничить в свободе. Но домашний арест — это тоже ограничение свободы. Мы не против ограничения свободы, но просто в какой форме? Зачем держать доктора наук в СИЗО? Это ограничение в занятиях научной деятельностью. Как научная деятельность может помешать следствию? Никак.

Шестая статья Уголовно-Процессуального кодекса РФ говорит, что уголовное судопроизводство, среди прочего, имеет своим назначением защиту прав и законных интересов потерпевших лиц и организаций от преступлений. Если следствие считает, что Фёдоровым совершено преступление, то следствие должно принять меры к защите прав потерпевшего и восстановлению его в этих правах.

Восстановление в данном деле, прежде всего, — это погашение ущерба. Человек говорит, что готов погасить ущерб прямо сейчас. Если же потом выяснится что этот ущерб нанес не он, а кто-то другой, то разберемся когда следствие закончится. Сейчас он готов вернуть эти 18 млн, которых, как утверждает следствие, лишился Университет.

— В каких условиях содержится Александр Фёдоров?

— Условия абсолютно нормальные, он не жалуются. Сидел сначала с одними соседями, сейчас сидит с другими. И никаких претензий не предъявляет, никаких конфликтов нет. Он в нормальной физической форме.

— Почему обрита голова? Это было его личное решение?

— Да. Во-первых, жарко, во-вторых, так легче поддерживать гигиену. Всё только поэтому.

— А что означает его заявление о контракте с Минобороны? Некоторые наши читатели восприняли эти слова, как признание вины.

— Нет, не признание. Как я уже говорил, он признает свои ошибки, и та же халатность [в которую может быть переквалифицировано уголовное дело о растрате] — тоже виновное деяние, за которое есть наказание, вплоть до лишения свободы. По поводу СВО, я так понимаю, решение было принято им практически сразу. Потому что на столе у следователя лежат буклеты, на стенах в коридорах плакаты — разъяснения законодательства. Была рабочая встреча Адвокатской палаты с представителями военного комиссариата, и военкоматы доводили, что сотрудниками правоохранительных органов проводится разъяснение, ознакомление с правовыми гарантиями, основаниями освобождения от уголовной ответственности лиц, заключивших контракт о прохождении службы. В связи с тем, что проводится Специальная военная операция, всех следователей обязали разъяснять арестованным их права в этой части. Поэтому в обязанности следствия было разъяснить.

Александр Александрович на первом допросе попросил ему разъяснить это право. На что следователь удивилась, конечно, но пообещала разъяснить это право чуть попозже. Но она не успела, видимо, разъяснить за два месяца. И пока она готовилась, сотрудники военкомата пришли в СИЗО (а они туда ходят по внутриведомственной, видимо, договоренности и разъясняют содержащимся там людям их права). Ему разъяснили, и меня поставили перед фактом в очередное мое посещение... Он просто сказал: «Олег Владимирович, довожу до вас и доведите до следователя что я прошел медкомиссию, я прошел психолога, я подал все документы [на заключение контракта для участия в СВО]».

— Но если в ходе следствия не будет установлена его вина?

— Он чувствует свою вину за то, что деньги Университета потрачены не туда, куда следует. Возможно, их кто-то похитил. Кто их похитил — он говорит, что не будет сейчас разбираться, пусть разбирается следствие, но он их не похищал. Следствие может разбираться долго... Он говорил: «Если у меня есть право пойти на СВО и хотя бы этим искупить вину за недосмотр, я пойду». Я ему говорил, что, может быть, есть смысл подождать окончание следствия. Но его позиция такова, что всё должно идти своим чередом. Право есть, заявление он подал, а там как посчитают. Он ни на что не претендует, ничего не требует, просто добивается своих прав. Видите, он философ, историк. У него, наверное, какие-то свои представления о мировоззрении.

Текст: Оксана Майтакова, фото: телеграм-канал областного суда и архив «Нового Калининграда»