Экс-диджей из Гусева Владимир Вобликов: «Народным депутатом я стал из-за любви»

У Владимира Вобликова удивительная судьба. Окончивший с отличием «Бауманку» молодой инженер из Гусева в свободное от основной работы время вел дискотеки в местном Доме культуры. Он стал настолько популярным, что заводчане выдвинули его в 1989 году кандидатом в народные депутаты СССР. И Вобликов выиграл выборы, сумев обойти первого секретаря обкома КПСС, руководителя области Дмитрия Романина. Сенсация союзного масштаба! Однако этот невероятный взлет в карьере Вобликова длился недолго. В январе 1992 года институт народных депутатов СССР был упразднен и молодой возмутитель спокойствия ушел в тень. Сейчас Владимиру Вобликову 68 лет. Он тихо живет в селе Чернава Липецкой области, поет песни под гитару и выкладывает видео на своей страничке «ВКонтакте».

В интервью «Новому Калининграду» он рассказал о своей работе диджеем, о том, как пошел против партийной верхушки региона и одержал в этом противостоянии победу, о своих встречах с Михаилом Горбачевым, Андреем Сахаровым и Владимиром Жириновским и о том, что произошло со страной 35 лет назад.

— Владимир Александрович, вы же не коренной житель Калининградской области Как оказались в наших краях?

— Мои родители родом из Чернавы Липецкой области. Раньше это был довольно большой уездный город, а теперь — село. Мой отец Александр Андреевич Вобликов — журналист, человек мобильный. Сегодня здесь, завтра — там. Ну, и семья — за ним. Одно время мы даже жили на Сахалине. А в конце 60-х годов переехали на другой конец страны — в Калининградскую область. Сначала отец устроился корреспондентом «Калининградской правды», а потом возглавил гусевскую газету «За доблестный труд», и наша семья перебралась в этот город. Там я учился в школе, и у меня о ней самые теплые воспоминания. Прекрасные ребята, замечательные учителя! Помню: всё время участвовал в разных олимпиадах. Точные науки шли у меня очень хорошо — математика, физика, химия. А вот с гуманитарными было похуже. Поэтому поступать решил на мехмат МГУ, но не прошел по конкурсу — за сочинение двойку получил. Взял тему «Маяковский о Ленине». Написал 12 цитат поэта и все переврал. Мне потом преподаватель сказал, что я написал не стихи Маяковского, а какие-то свои.

В МГУ, помню, экзамены были в июле, а в «Бауманку» (Московский государственный технический университет им. Н. Э. Баумана. — прим. «Нового Калининграда») — в августе. И я решил попробовать поступить туда, раз с МГУ не сложилось. На сочинении, которое было первым экзаменом, умничать не стал, выбрал свободную тему. Получил «четыре» и понял — точно поступлю. Так оно и вышло.

Бауманку окончил с отличием. Меня звали остаться на кафедре, но я чего-то романтики захотел. Решил, что надо пойти в армию, и отслужил два года на Северном Урале в звании лейтенанта.

— Наверняка у вас была возможность устроиться на работу в Москве после армии. С красным-то дипломом...

— Ну конечно. У меня было распределение на выбор — «Энергомаш» и Тушинский машиностроительный — тот самый, где знаменитый «Буран» делали. Но я навел справки, как на этих предприятиях обстоят дела с жильем для молодых специалистов, и что-то как-то меня после этого домой потянуло. Почувствовал, что соскучился. Думаю: «Лучше я буду первым парнем на деревне, чем последним в городе».

Устроился на завод Светотехнической арматуры в Гусеве. Сначала был инженером-конструктором, потом, с октября 1982 года, возглавил конструкторское бюро. Скажу честно: голова у меня тогда работала очень хорошо. Рационализаторские предложения я вносил регулярно, и это неплохо оплачивалось. Тогда членам партии (а я еще в армии вступил в КПСС) нужно было определенный процент от зарплаты сдавать секретарю парторганизации. Причем приносить деньги надо было самостоятельно. И когда я сдавал взносы, секретарь удивлялся: «Надо же, ты больше директора завода получаешь!»

— Но вы, тем не менее, решили строить карьеру, как тогда говорили, по партийной линии...

— Вряд ли это можно назвать моим выбором. Получилось почти случайно. Понимаете, в мои обязанности, помимо всего прочего, входил сбор подписей у разного рода московского начальства на документах, разрешающих производство того или иного продукта. Это было долго и муторно. Во время сбора этих подписей я понял, что бюрократия нас тянет назад, что с таким подходом СССР никогда в техническом плане не догонит ведущие страны.

Однажды так вышло, что я серьезно поругался с одним большим начальником из Министерства электротехнической промышленности — даже не скажу сейчас, как его звали. Была пятница, и мне оставалось поставить последнюю — 21-ю, как сейчас помню, подпись. Прихожу к этому начальнику и вижу, что дверь в его кабинет приоткрыта и он сидит на месте. А секретарша говорит: «Рабочий день закончился». У меня как раз случился роман в Гусеве, я хотел скорее домой вернуться из Москвы к любимой девушке, своей будущей жене. А тут заявляют: «Приходите в понедельник». Ну, я и вскипел. Кто мне, говорю, отплатит субботу и воскресенье в гостинице?! Вы тут штаны протираете и не можете даже какую-то закорючку поставить! Начальник московский услышал это, обиделся и сказал: «Я подпишу, но на заводе вы больше работать не будете». А на заводе меня за мои рационализаторские предложения ценили. Поэтому с производства меня, так сказать, убрали, но продвинули по партийной линии. В итоге я стал инструктором промышленного отдела горкома партии.

Владимир Вобликов с супругой и дочкой

— К этому времени вы уже подрабатывали диджеем в местном ДК?

— Да, давно уже. Началось это практически сразу, после моего возвращения из армии. Я всегда любил музыку, у меня был хорошая коллекция записей — как наших, так и западных групп. Я любил «Воскресение», «Кино», из зарубежных — «Deep Purple», «Uriah Heep». Ну, и так далее.

— Как строилась ваша работа? Вы просто ставили музыку?

— Нет, конечно. Я пытался сделать интересную подводку, чтобы было весело — как позже это стал делать шоумен Николай Фоменко на «Русском радио». Но, откровенно говоря, у меня не так много было экспромта. Я долго готовился, репетировал. Но получалось всегда довольно живо.

Вот одна из запомнившихся шуток. Когда нашему вокально-инструментальному ансамблю «Орфей» нужно было сделать перерыв, я выходил и спрашивал: «Кто знает кто такой экс-чемпион?» Обязательно находился человек, который выкрикивал: «Бывший чемпион!». «Отлично, — говорю. — А что такое экстаз?». «Бывший в употреблении таз!» — отвечает кто-то находчивый. «Замечательно, — смеюсь, — А что такое экскаватор?» Молчание. И тогда я выдаю: «Это такая машина, которая роет землю. Вы все много танцевали, устали, поэтому не смогли догадаться. Надо отдохнуть».

В общем, развлекал людей как мог. Даже фокусы показывал. При этом моя официальная должность называлась — «Лектор дискотеки».

— Не было у вас проблем с цензурой? Ведь вы начинали диджеить еще до перестройки.

— Нет, никогда ни с чем подобным не сталкивался. Позже слышал, что кого-то в других регионах проверяли, просили предоставлять тексты песен на заверку. Но у нас такого никогда не было. Возможно, это связано с тем, что Калининградская область всегда была особой, более свободной, что ли, по сравнению с остальными. А может, ко мне у органов было доверие особое. Все-таки я — уважаемый человек, инженер завода, а потом и вовсе — инструктор горкома.

— Вот, кстати, не очень понятно, как вы могли сочетать две эти работы. Неужели в горкоме не были против того, что целый инструктор по сцене скачет? Не солидно как-то...

— Конечно, не всем это нравилось, что тут говорить... Однажды бюро собралось, стали решать, что со мной делать. С одной стороны, я популярный, а с другой, правильно вы говорите, несерьезно это — дискотеки вести. Хотели мне запретить людей веселить, но я всё же сумел настоять на том, что с молодежью надо разговаривать на понятном ей языке, быть ближе к ней.

Диджеи из Гусева, Владимир Вобликов слева 

— Следующий этап вашей карьеры — избрание вас народным депутатом СССР. Как так получилось?

— Понимаете, я был очень активный, очень деятельный. Во мне бурлила энергия, и у меня была масса разных мыслей, идей. Наверное, поэтому меня в 1986 году направили учиться в Ленинградскую высшую партийную школу, которую я окончил экстерном и с отличием. С января 1988 года я был уже в обкоме КПСС инструктором организационно-партийной работы кадров. Но там я навел шороху, стал критиковать начальство, возмущаться тем, что зажимают инициативу снизу, не дают развиваться молодежи и все в таком роде. Поэтому меня с глаз долой перевели в горком Балтийска — завотделом организационно-партийной работы. А в это время как раз началась подготовка к первому Съезду Советов народных депутатов, и ребята из Гусева, с нашего завода, вспомнили обо мне и выдвинули меня кандидатом в депутаты. И я согласился, несмотря на то, что в Черняховском округе, от которого я должен был избираться, моим прямым соперником был сам первый секретарь обкома Дмитрий Романин. То есть первый человек в области. По идее, мое согласие выдвигаться — это нарушение партийной дисциплины, но я пошел на это.

— Зачем? Славы хотелось?

— Да нет. Тут опять вмешалась любовь. Я тогда развелся с женой, и мне хотелось, чтобы она поняла, чего я стою, что смогу многого добиться. Но пришлось, признаюсь, нелегко. На меня пытались давить в обкоме. Вызвали на Дмитрия Донского, 1, стали отчитывать, говорить, что надо отозвать свою кандидатуру. Я — ни в какую. Не могу, говорю, своих ребят с завода подвести. Потом поехал домой в Гусев, смотрю: за мной следят. Испугался, если честно. Кто такие? Что у них на уме? Сел в поезд, а они за мной. И тут я решил импровизировать. Подошел к незнакомому мужику в вагоне, стал с ним обниматься. Мол, привет, как давно мы не виделись. А сам ему на ухо шепчу: «Делай вид, что ты меня знаешь». Голова у меня работала как компьютер. На несколько шагов все просчитывал. И те, кто за мной следил, как я понял, растерялись. Не знали, как поступить. Они думали, что я один, а я — с другом. Причем друг этот здоровый очень. Как потом выяснилось — лесник. В общем, эти ребята вышли на какой-то станции. Видимо, за инструкциями. А я дальше поехал.

Уже дома рассказал отцу всё, он связался со своими друзьями- журналистами в Москве, которые помогли придать гласность этой ситуации. В итоге в «Известиях» вышла разгромная статья. А позже еще показали сюжет с моим участием в программе «Время». Там я сказал, что страна пытается обновиться, но есть те, кто тянет нас назад, в прошлое. Пришла пора определиться, к какому берегу прибиваться. Потом еще в «Правде» вышла статья обо мне.

Но в обкоме не оставляли попыток как-то остановить меня. Найти слабые места. Но и друзей, сторонников у меня на ДД, хватало. Они рассказывали, что однажды собрались члены бюро, стали думали, что бы такое сделать, чтобы меня с выборов снять. И тут кто-то в сердцах воскликнул: «А что с ним сделаешь? Он ведь, стервец, даже пива не пьет!»

Или вот еще одна история. Была у меня встреча с избирателями в Доме культуры, где я дискотеку вел. А перед этим ко мне пришли ребята знакомые — местные хулиганы. «Давай, — говорят, — выпей с нами». Я отвечаю: «Пить не буду, но могу просто посидеть за компанию». «И что, — спрашиваю, — за повод такой?». А они отвечают: «Нам дали ящик водки, чтобы мы драку на твоей встрече с избирателями устроили. Мы водку взяли, но дебоша устраивать не будем». Уважали, стало быть, меня...

Но до победы было еще далеко. Я тогда считался только претендентом, мою кандидатуру должно было утвердить собрание общественности в Гусеве. И я понимал, что если голосование будет открытым, то победу одержит Романин. Поэтому я и мои сторонники приложили все усилия, чтобы голосование было тайным. В итоге утвердили меня. Потом были собственно выборы, на которых я набрал 76 процентов голосов. И стал в марте 1989 года депутатом!

— У вас была какая-то программа? С чем вы поехали на Съезд?

— Как таковой программы у меня не было. Но в идеях, как я уже говорил, недостатка не наблюдалось. В частности, я разработал концепцию безналичного расчета. Мне казалось, что бумажные деньги — это уже анахронизм, и они должны отмереть. Причем, я пришел к этой мысли, основываясь на трудах классиков марксизма. Однажды меня в составе делегации пригласили в компанию American Express, рассказывали про карточки, показывали, как это все работает. Кто знает, может, они про мои наработки как-то узнали...

В целом же я был уверен в том, что плановая экономика прогрессивней рыночной. Просто её надо сделать более гибкой, более передовой, убрать разного рода бюрократические препоны, дать свободу действий молодым и инициативным, вроде меня. И я знал, что таких людей много, я ведь с кадрами работал. Частная собственность хороша в мелком предпринимательстве, а крупные производства должны оставаться в руках государства.

Депутаты с Михаилом Горбачевым. Владимир Вобликов — справа в верхнем ряду

— Вы делились этими своими соображения с руководством страны?

— Ну, конечно же! Я раз пять только с Горбачевым разговаривал у него в кабинете. Времена были демократичные. Я, простой депутат, помню, подошел к нему во время перерыва в заседаниях и говорю — мол, так и так, Михаил Сергеевич, есть некоторые идеи, могу с вами побеседовать «один на один»? Он: «Конечно, жду вас у себя».

И вот я приходил и говорил, что думаю о текущей ситуации и что, на мой взгляд, нужно сделать. Например, тогда активно обсуждалась отмена шестой статьи Конституции, в которой говорилось, что руководящей и направляющей силой советского общества является КПСС. Я считал, что не надо эту статью отменять, нужно просто реформировать партию, разделить её на две франции — демократическую и консервативную. Первую мог бы возглавить сам Горбачев, а вторую — допустим, Егор Лигачев.

Главный мой посыл тогда состоял в том, что важно сохранить структуру государства, а экономику потом можно реформировать. Если же государство рухнет, то и экономика развалится. Так ведь в итоге и получилось... Горбачев слушал меня, кивал, но, видимо, он не хотел конкурента в партии. А может, какие-то еще у него были соображения.

Про Ельцина мы тогда много говорили. Он уже большую популярность набрал. И я говорю Михаилу Сергеевичу: «Ну вы же видите, что это человек деятельный, власть любит, надо бы ему какую-нибудь должность дать или пост». Горбачев не возражал вроде. И там как дальше вышло-то: на первом Съезде Ельцина не выбрали в состав Верховного Совета СССР. Но он туда всё равно попал, потому что Алексей Казанник (впоследствии генеральный прокурор России. — прим. «Нового Калининграда») уступил ему свое место.

А один раз во время беседы Горбачев меня довольно резко одернул, сказал: «Яйца курицу не учат». Уже не очень хорошо помню, по поводу чего это было сказано. Вроде бы после того, как я стал критиковать практику, при которой главы союзных республик становились президентами. Это, был уверен я (и, как показала дальнейшее развитие событий, совершенно обосновано), приведет к развалу Союза. Горбачеву эти мои слова не понравились, он, как мне показалось, почему-то обиделся.

— После завершения первого Съезда вы вернулись в Гусев?

— Да. Причем, никакой работы у меня не было. Меня же отовсюду уволили. Поэтому я вернулся к своему давнему занятию — опять стал вести дискотеки. Работал и в Гусевском ДК, и по деревням ездили. Многие кстати специально приходили посмотреть на, думаю, единственного в стране народного депутат-диджея. Была в этом какая-то экзотика...

Ну, а потом, на втором Съезде (он проходил с 12 по 24 декабря 1989 года — прим. «Нового Калининграда») меня взяли на постоянную работу в Комитет по труду, ценам и социальной политики. Помимо всего прочего, мы занимались разработкой весьма прогрессивной пенсионной реформы, но внедрить ее не сложилось... Потом был третий Съезд Советов. Он оказался последним. В 1991 году распался Союз, а в 1992-м был ликвидирован институт народных депутатов СССР.

— Как, если не секрет, сложились отношение с бывшей супругой, из-за которой вы пошли в депутаты?

— Жизнь нас, к сожалению, разбросала. Но отношения у нас хорошие.

— Если бы вы сейчас снова оказались в 1989-м году, вы бы ввязались в эту историю снова? Попытались бы стать депутатом?

— Конечно, все сложилось не так, как хотелось. Главная задача оказалось невыполненной — страну сохранить не удалось. Это очень печально. Но я бы все-таки повторил свой путь. Ведь судьба подарила мне возможность познакомиться с удивительными людьми. Про Горбачева я уже рассказывал. Очень тесные отношения у меня сложились с Андреем Дмитриевич Сахаровым, я бывал у него дома, беседовал с ним и с его супругой Еленой Боннэр. Было очень интересно, но по многим вопросам я с ними, откровенно говоря, расходился.

Как, впрочем, и с Жириновским. Он часто появлялся в кулуарах Съезда, хотя депутатом не был. Я еще в шутку спрашивал: «Владимир Вольфович, кто вас пустил в Кремль?» Он показывает удостоверения. А я ему: «Поддельное, наверное». Мы тоже с ним много говорили, он звал меня в свою партию, но я отказался. Ведь Жириновский был антикоммунистом, а я, как ни крути, коммунистом, хотя и входил в демократическую «Межрегиональную группу», позже — стоял у истоков «Яблока». Но потом основатели партии Григорий Явлинский и Юрий Болдырев рассорились, а я с Болдыревым дружил, поэтому ушел вместе с ним. Потом я долго работал вместе с Юрием Юрьевичем, был его помощником — и когда он заседал в Совете Федерации, и когда работал зампредом Счетной палаты.

Кстати, у меня была еще одна попытка стать депутатом. В 1999-м, по-моему, году я хотел избраться в Госдуму от Калининградской области. Но не получилось, люди не поддержали меня. Припомнили, что я раньше агитировал против Ельцина.

— Почему вы решили жить в Липецкой области, а не в Гусеве?

— Калининградскую область и Гусев, в частности, я очень люблю и скучаю по ним. Но мне не очень подходит климат. Очень уж он сырой — у меня от этого аллергия. В Липецкой области мне полегче.

— Скажите, вы не родственник первому заместителю главы администрации Черняховского округа Виктору Вобликову?

— Нет. Мы даже не знакомы.

— А с нашим бывшим уже губернатором — Николаем Цукановым, который родился под Гусевым и учился там, вас судьба не сводила?

— Тоже не довелось.

— Как вы оцениваете конец 80-х – начало 90-х? Какие ошибки, по-вашему, были тогда совершены?

— Да ошибка-то одна, по сути, — не смогли уберечь страну. Развалили её и начали все с нуля. А так нельзя. Неправильно это. Страну нужно развивать и беречь. Но не останавливаться при этом в развитии. Мы вот во время «застоя» остановились, и это привело к перестройке, а она — сами знает к чему. Тут все взаимосвязано...

— Довольно часто можно услышать мнение: Союз развалился, потому что было много разной «говорильни». В том числе и на Съездах народных депутатов. Как вы относитесь к такой точке зрения?

— С юмором. Как я могу еще к этому относиться? Я думаю, что не депутаты здесь виноваты, а вообще все мы. Люди. Те самые, что любят повторить: «От нас ничего не зависит». Зависит. И очень многое. И мы все не так делали. Не тех выбирали, не то требовали, не так контролировали. Как надо было? Да кто же на этот вопрос ответить может?

Беседовал Кирилл Синьковский, фото из личного архива Владимира Вобликова